– Может, вы скажете мне, Татьяна Иванова… или это вымышленное имя?

– Имя настоящее.

– …Так вот, по какому праву вы сидите в моем кресле и задаете вопросы?

Права действительно у меня такого не было, но сдаваться просто так я не собиралась.

– Владимир Львович, – как можно мягче, не желая вызвать новый прилив гнева, продолжила я, – конечно, если вы скажете, я тотчас встану и уйду. Но разве вам самому не интересно: действительно, зачем я здесь?

– Ну и?..

– Понимаете, ваш… м-м… господин Фролов нанял меня провести расследование…

Я вкратце, не пускаясь в детали и оставляя в стороне свои логические заключения и выводы, рассказала суть дела.

– Негодяй!

После этой реплики последовала весьма неприятная вещь: привставший до того Кушинский осел обратно в кресло и рванул ворот рубашки. Пуговица поскакала по паркету. Лицо пенсионера мгновенно покраснело, рука судорожно заметалась по столу.

Слава богу, реакция у меня отменная, и на соображалку не жалуюсь. Таблетки, что лежали на столе, я заметила сразу, когда «фотографировала» обстановку комнаты. То, что он пытается взять именно их, догадаться было несложно. Я помогла Кушинскому справиться с упаковкой, затем открыла форточку.

– Лучше кондиционер включите, – прокомментировал он мое последнее действие слабым голосом, – уличная жара меня только доконает.

Справедливость его слов не вызывала сомнений, и я поступила именно так.

– «Скорую» вызвать?

– Нет, уже отпустило. Хорошо, что я свою норму до вашего визита принял. А то действительно были бы проблемы.

– Норму? – не поняла я.

– Германский препарат, – слабо кивнул головой он в сторону стола, на котором стоял небольшой пузырек и рюмка. – Благодаря ему я последние пару лет держусь. Сердечко, знаете ли…

– Черт, если бы я знала, – неожиданно мои мысли приняли иной, очень даже нехороший оборот.

– Что знали? – тут же поинтересовался пенсионер.

– Давайте об этом чуть позже. Скажу вам сразу – к вам я пришла не потому, что действительно считаю, будто вы подменили марку. Вернее сказать… – чувствуя, что слегка запуталась, я ненадолго задумалась, решая, как четче сформулировать мысли. Собравшись, продолжила: – Понимаете, с того момента, когда я первый раз позвонила в дверь квартиры Фролова и до нашего разговора с вами, произошли на первый взгляд незначительные события, которые меж тем дали мне основания полагать, что Сергей Петрович затеял что-то нехорошее. И пытается воплотить это в жизнь с моим непосредственным участием. Вот по большей части из-за этого я здесь.

– Хорошо, если это так.

Кушинский уже вполне пришел в себя, но тем не менее правую руку все еще держал на груди. Кто бы мог подумать, что у этого спортивно сложенного мужчины, никак не подходящего внешне под стандартный тип пенсионера его возраста, серьезные проблемы с сердцем?

– Иначе я не рассказала бы вам того, что поведала только что. Во-вторых, поверьте – если бы я прорабатывала визит самостоятельно, то уж не допустила бы очевидный ляп: мне, по легенде человеку совершенно несведущему, просто незачем смотреть ваши марки. И интереса быть никакого не может!

– Вы правы. Я-то думал, подловил вас на этом. Сначала «Розетка», которая меня насторожила…

– «Розетка»?

– А-а-а, марка из фроловского альбома. Я знаю, она только у него есть. Их в России всего шесть. Где остальные пять – я тоже знаю.

– Ладно, давайте о главном. Скажите, история, которую мне рассказал Сергей Петрович, – вымысел?

– Нет, отчего же. Действительно, в свое время он избавил меня от крупных неприятностей, и в оплату я отдал ему «Салют». Только Сереженька об одном забыл упомянуть – марок у меня было ДВЕ. Одну я отдал ему, вторая у меня осталась. Правда, он тогда об этом не подозревал. Думал, что «Салют» теперь в нашем городе только у него. А узнал об этом не так давно, когда я выставил ее на обмен в Интернете.