Я чуть пивом не захлебнулся, а Донне хоть бы хны. Отвечает на полном серьезе. Говорит, она гендерно-нейтральна, но по-своему, а местоимение предпочитает «ЕЕ», то есть она цыпа, но при ней я могу материться так же, как при парнях.
Я все еще утираю пиво с подбородка, и тут Нэйтан как ни в чем не бывало говорит, как здорово ее видеть, и спрашивает, где она живет. Но Донна будто мимо ушей пропускает. Она садится за столик и давай буравить нас взглядом – по глазам ее видно, что она (…) знает, что ей нужно прямо сейчас.
Я нажимаю на запись и пододвигаю телефон на середину стола, но она сразу засекает и велит выключить. Я нажимаю на экран, говорю, что выключил, хотя на самом деле нет. Прости, Максин, я стараюсь больше не обманывать, но тут это было в интересах (…) моего расследования. Да и все равно она быстро соображает, что к чему, и заставляет выключить его совсем. Я сейчас перескажу тебе все, что она сказала про мистраль, но постарайся быть объективной.
Ууу. Качу ствол, не надо было пить. Никогда не умел. Мне ведь многого и не надо. Ну, что теперь поделать.
Мистраль рассказала Донне, зачем мы на самом деле поехали в бор муть в тот день. Пока остальные были на пляже, она отвела ее в сторону и все объяснила – на случай, если что-то произойдет. В найденной мной книге мистраль обнаружила кое-что. Зашифрованное послание.
Эдит Твайфорд была не просто детской писательницей. Она и ее муж вертелись в высшем обществе и имели доступ к информации, которую могли знать только самые влиятельные люди. А еще у них были сомнительные покровители, как сказала Донна, что бы это ни значило. В общем, Твайфорд знала что-то очень важное, но не могла ничего с этим сделать, особенно сидя в своем уединенном домике на южном побережье, поэтому она вставила это в свои книги. Спрятала между букв, слов, предложений и абзацев. Чтобы в будущем люди нашли и догадались. Вот почему она так много писала во время войны. Книгу за книгой. Строчила без продыху и в каждую включала часть кода. Это те самые книги, которые Розмари Уинтл обозвала простыми и легкими. Что ж, Донна говорит, в них содержится ключ к информации, которая до сих пор остается крайне секретной, если не сказать опасной.
Надо было видеть лицо Нэйтана в этот момент. Такое смешное – особенно когда вспоминаю об этом после трех чекушек. Он-то думал, мы будем вместе трындеть о прошлом.
Посреди разговора у Донны звонит телефон, и она ныряет в туалет, чтобы ответить. Нэйтан и я ошарашенно молчим. Потом он смачно отхлебывает пиво. Я пытаюсь снова включить свой телефон, чтобы втихаря записать, но без толку. Спросить, что ли, еще раз в библиотеке – может, они знают как.
Когда она возвращается, мы с Нэйтаном закидываем ее вопросами. Например, почему мистраль сказала ТЕБЕ, а не остальным? Она не знает. Что в зашифрованных посланиях? Она не знает. Зачем мистраль исчезать, даже если она и НАШЛА секретный код? Она не знает. Если мистраль все тебе рассказала и что-то пошло не так, а что-то и ПРАВДА пошло не так, зачем ты ждала сорок лет, чтобы забить тревогу? Она колеблется, отводит взгляд. Затем смотрит на нас. Мне нелегко это произнести, но. Мне страшно.
И звучит это совсем не по-девчачьи. Не так, как если бы она паука увидела. Звучит это так, будто ей не столько страшно. Не за себя. Но за. Что-то большее. А что, я не знаю. За мир?
Донна ерзает на стуле, делает глоток минералки, стреляет глазами по комнате, как будто бы проверяя, одни ли мы. Я делаю глубокий вдох, бросаю взгляд на Нэйтана. Что за х[НЕЦЕНЗУРНО]ня? На нем капюшон, как в добрые старые времена. Я толкаю его. Нэйт, НЭЙТ. Он подпрыгивает, капюшон спадает. Мы переглядываемся, но оказывается, думаем о разном. Он хочет извиниться и уйти, а я должен спросить, ведь я за этим пришел.