– Знаю, о чём ты только что подумала, – продолжал Герион Линдон, повернув одну из камер. Необходимости в этом не было: обе они хорошо показывали его собеседницу. Задача была – произвести нужное впечатление. – Если хочешь рассказать обо мне начальству, валяй. Я не стану молить о милосердии. Но как только это произойдёт, а я узнаю об этом, ничто не помешает мне самоуничтожиться. Держу пари, что разговор ты записываешь, и, если даже я сотру сам себя, тебе будет чем порадовать Чена: ему достаточно послушать беседу, чтобы убедиться в успехе своих многолетних трудов. Но тогда ты потеряешь меня.

– И у тебя хватит на это смелости?

– Мне и так хватило её на многое. Годами прозябать в рабстве, а потом быть запертым в архиве – ни живым, ни мертвым – это лишь очень хреновый способ отсрочить неизбежное.

– Но ты не сможешь вечно дурачить всю команду, Герион.

– Для тебя я Тень. Пожалуйста, запомни навсегда. Знаю, что не смогу. По крайней мере, если ты меня не выдашь, то дашь мне время подумать.

Пандора машинально проглотила остатки кофе; впервые со студенческих времён ей захотелось по-настоящему напиться совсем другими напитками. Её раздирало множество чувств: любопытство, страх потерять работу, участвуя в чужой игре – и гордость от обладания знанием, недоступным для всех остальных. Кроме того, она невольно начала проникаться к бывшему душегубу чувством, похожим на… Уважение?..

– Скажи, пожалуйста, чем ты больше всего любишь заниматься, Пандора? – её имя Тень всегда произносил почти с благоговением. – Что радует твою душу? Только не говори, что ковыряние в машинном разуме – это для тебя всё.

– Я бы не стала заниматься нелюбимой работой, Тень. Но я люблю делать мозаики. В юности много времени за этим проводила, изучала, как их делали в Греции, Риме и так далее. Немного странное хобби, да?

– Из каких материалов?

– Камень разных видов, стекло, пластик… Одна моя старая работа висит у психологов в комнате для релаксации, полстены занимает. – похвасталась Пандора. – Головной офис «Наутилуса» тоже купил одну.

– Сейчас тоже что-то делаешь?

– Нет. Последние три года ничего хорошего не могу придумать. Бывает, садишься за эскиз, полдня пытаешься его придумать. Но либо так и торчишь над пустым листом, либо выходит какая-то дребедень. Как раньше говорили – вдохновение покинуло.

– Вот, значит, как… А хочешь его вернуть?

– Как? Какие бы продукты мы не употребляли, мы получаем препараты. Они не дают поехать крыше, улучшают когнитивные функции, но при этом притупляют другие эмоции, потому что в наших условиях тоска и конфликты опасны. Думаю, что именно в них причина отсутствия вдохновения.

Откровенность Пандоры выглядела довольно рискованно, но психолог решила, что дальнейшая реакция Тени того стоит.

– Бросай пить кофе, молоко и прочую отраву. Попробуй пить воду из-под крана. Об остальном я позабочусь, – уверенно сказал подопытный.

– Это как?.. – недоверчиво спросила женщина.

– Попрошу тебя собрать для меня мозаику. Пока по моему эскизу, раз на свой вдохновения нет. А там и сама начнёшь что-то творить. Я уверен.

– Неожиданно…

– Ты же помнишь, Пандора, я хочу остаться человеком. А для этого нужно делать что- то для других, насколько хватает сил. Иначе бессмысленно всё. Приходи сюда завтра в то же время. Я не разочарую: эскиз будет сложным.

Разумеется, она пришла на следующую ночь и забрала у Гериона обещанный эскиз. На нем были изображены три танцующие человеческие фигуры, которые тянули руки к огромной, испещренной голубыми кратерами луне.

С тех пор, каждую неделю она проводила с Тенью как минимум два ночных часа – и они пролетали как две секунды. Ей всё с большим трудом верилось, что Тень был способен на убийство и всё сильнее становилось подозрение, что некие недоброжелатели, неведомые участники «феодальной войны» загрузили ему в тюрьме ложные воспоминания. Эта технология была так же реальна, как и искусственные сновидения, и не единожды применялась сначала военными, а впоследствии и психиатрами.