Сразу у входа толпа людей в первобытном остервенении штурмовала кассы. Покупатели с переполненными тележками выстраивались в длинные вереницы, где каждый ревностно поглядывал на соседнюю очередь, двигавшуюся, как назло, быстрей, и бросался с руганью на наглецов, норовящих проскользнуть вперед «с одной банкой кукурузы».

Обстановка торгового зала, порушенная людским потоком, наводила на интересные мысли. Игорю отчетливо представилось, что он стоит в центре апокалиптической свалки, по которой роем мух ползают слепые и голодные самоубийцы. Они стараются, очень стараются пожрать себя с хоть каким-нибудь удовольствием.

Все дело в вещах. Наверняка у девяноста процентов товара нет ценности. Ни малейшей. Заводы трудятся день и ночь, выбрасывая на прилавок продукцию с мимолетным сроком полезного существования. Она не нужна людям, но вот парадокс – те стремятся ее купить! Одноразовые туфли, гирлянды, пластиковая посуда, триллионы открыток, убогие игрушки по немыслимым ценам, алкоголь, бейсболки, бумажные фонари, батарейки, елочные украшения, ванночки для ног, сувенирные фляжки, ножи, садовые гномы и прочее барахло – транзитом через руки потребителя скоро оказываются в мусорном контейнере. Цивилизация выхолостила первоначальную идею конечной необходимости, подменив ту вечным бессмысленным процессом. Свалка теперь начинается не где-то далеко за городом, а сразу в торговом зале, а покупатели из получателей благ давно мутировали в сортировщиков утиля. Им полагался бонус – выбрать для передачи по цепочке самое симпатичное барахло, но и здесь никакой свободы: рекламой в подкорку вживляются правильные «вкусы», «желания», так что снова обман.

Самоубийцы, не иначе. Как еще назвать людей, прожигающих жизнь за опостылевшим зарабатыванием денег, чтобы потом ее остатки, конвертированные в бумажки и циферки на ХАЭНах, добровольно-принудительно спустить в трубу? Здесь, впрочем, может скрываться разгадка парадокса: мозг превращает поражение в победу, пытается доказать сам себе, что все нормально – фантики, бусинки, стеклышки имеют ценность, они стоят потраченных усилий и предназначены для него, человека, а не для поддержания какого-то бессмысленного оборота ширпотреба. «Я здесь альфа и омега!» – кричит потребитель, и ему никто не возразит, главное – бесперебойно поддерживать процесс.

Вся адская жуть конвейера в том, что большинство потребителей не просто догадываются о нечестной игре против себя, они точно знают о ней! Но безысходность ситуации, осознание своей ничтожности перед сложившейся системой делают черное дело: человек смиряется. В конце концов, что остается? Уходить в пустыню, прозябать в рубище, терпеть нужду, холод, болезни? Или… как тот бездомный с грязным яблоком… Нет, на такое нужны убеждения и смелость, даже блаженная отвага. Так что лучше уж комфортное самоубийство. Игорь чувствовал, что в реальных условиях это, пожалуй, оправдано. Попытку побега могут себе позволить немногие одиночки. А если у человека, пусть умного и высокоморального, есть дети, немощные родители, кто-то, о ком нужно заботиться ежедневно, кормить хлебом насущным, а не бунтарской яростью и разглагольствованием о прекрасном? Нет, далеко не все из копающихся в «акционных» развалах, убивают свою жизнь из эгоизма.

Вот женщина с небольшой корзинкой. На дне дешевые одноразовые игрушки в блистерах: кукла с жидкими волосами, огромной головой и рахитичным тельцем да машинка вырвиглазного колеру. Краска с них облезет за два дня, и вонять химией они обещают изрядно, но это лучше, чем не подарить дочке и сыну ничего! У детворы должен быть праздник, как и у более обеспеченных сверстников. Вот мужчина, замерший у башен из автопокрышек. Его терзает мучительный выбор между ценой и собственными возможностями. Купи он сейчас нужные покрышки – и на жизнь семьи останется шиш без масла, а на носу рождество, домашним необходимы вкусный стол, пластиковая елка, наряды. Мужчина стучит пальцами по ХАЭНу, на его лице отображается почти отчаяние…