Да, у Черного Властелина определенно имелись харизма и реальная власть над «пулевцами».

Обычно рабочее утро в офисе, помимо Игоря и Пашки, встречали Юкэ, Серж, Жучок да пара-тройка новичков. Светка чаще начинала работу прямо из дома, у нее всегда имелся груз несрочных писем, но, бывало, и ей приходилось за компанию со всеми топить в кофейном омуте запах Пашкиного пота.

Курьеры успевали поболтать, обсуждая прошедшую смену. Серж рассказывал о забавных заказчиках, Пашка травил небылицы о своих похождениях, Светка ругала адресатов и отправителей за неточности. Жук не болтал, лишь иногда скупо описывал, в какие районы соваться опасно и на каких АЗС не стоит заправлять бак топливом. Юкэ обычно молчала, копаясь в ХАЭНе или просто глядя в окно.

После первой чашки, примерно к семи, к присутствующим подтягивались Илья и Матвей. Учуяв запах пота, Матвей беззлобно отчитывал Пашку за разгильдяйство и свинское отношение к технике. С этого момента, словно по уговору, начинал звонить телефон, и курьеры разлетались на заказы. Клокочущие городские недра поглощали их до позднего вечера. Пашкин драндулет вступал в игру последним: Илья что-то налаживал в моторе, и тот запускался.

Неподалеку от главного офиса «Пули», под мостом, располагалось кафе дяди Ашота. Там, хоть изредка, питались все курьеры, даже те, которым казалось, что Ашот начиняет шаурму окрестными крысами. Завсегдатай кафешки и самый преданный ее фанат Пашка парадоксальным образом сочетал негодование от «непомерных цен» и любовь к пирожкам, изжаренным в вонючем прогорклом масле с тысячелетним стажем.

Впрочем, «дерут как липку нашего брата!» в Пашкином исполнении означало скорее неудачный день, чем реальную претензию. Ашотовское кафе его устраивало, а отвратительное качество еды рыжий компенсировал специфическим чувством юмора и беззлобным дворово-детским изумлением от любых финтов судьбы: «Откусываю раз полпирожка – ну голодный был, как чертяка, – и проглатываю не жуя! Только какое-то щекотание в горле заметил. Думаю, показалось. Глядь – из второй половины, что в руке осталась, перекушенный таракан выглядывает и еще лапами шевелит! И как он прожарку-то выдержал, ума не приложу! Живучий, выходит! Только через перекусывание преставился, бедняга».

«Блеванул?» – гадливо поинтересовался Серж за всех. «Кто? – не сразу сориентировался Пашка. – Я, что ли? Не, не блеванул. Я не миллионер пирожками разблевываться! Да и таракан – штука питательная, вона вчера по телеку говорили, „Монсанье“ тараканов сотнями тысяч разводит, узкоглазые их в ресторанах заказывают как деликатес!» – «Так то кузнечиков!» – возразил Жук. «Какая разница?!» – отмахнулся Пашка.

Одна Юкэ у Ашота не питалась принципиально, из-за чего рыжий, похохатывая, обзывал ее расисткой, всякий раз нарываясь на ответное лаконичное «дебил». Наверняка дело было вовсе не в расизме, просто Юкэ не обладала должной любознательностью, чтобы поражаться примерам живучести прожаренных насекомых и прочим естественно-научным чудесам. Ее позицию внешне разделял Жучок, но в отсутствие Идеальной Особи он охотно трапезничал с Пашкой. Серж тоже, хоть и морщился брезгливо при виде антисанитарной стряпни, все же жаловал ее, нивелируя отвращение толстенным слоем майонеза и кетчупа. Особенно беспроблемно процесс поглощения «бургашотов» и «крысмаков» у Сержа протекал под залипание в компьютере и пиво. Ему завидовали все курьеры, ведь он мог наслаждаться алкоголем хоть с утра, в то время как двухколесным требовалось для этого оттарабанить смену в седле по любой погоде.

Игорь продержался недолго. Пару раз, проголодавшись по-настоящему и не сумев раздобыть «Молчановских зорь» с майонезом и сухой лапшой, он вынужденно принял новую гастрономическую реальность. Знакомство состоялось не без шероховатостей: приступы диарейной боли поначалу исправно скрючивали Нерва, заставая даже на выездах, но затем желудок пообвыкся и принялся худо-бедно извлекать калории из неведомой ранее пищи. Впрочем, кишечные расстройства хоть изредка настигали всех, провоцируя Пашкины шуточки про «визиты мистера поноса», «резь в глазах» и «закупоренный сортир». Независимо от пищевого ассортимента, съеденное запивалось «кофе».