– Позволь! Уж не хочешь ли ты сказать, что…

– Угу, – кивнула Кэти. – Я пойду туда завтра. Это будет предварительный разговор – консультация о предстоящей процедуре, – с улыбкой закончила она.

В тот момент Ласситер не разделял восторга сестры по поводу предстоящего материнства, хотя и пытался этого не показывать. Кэти была слишком нетерпелива и чересчур эгоистична. Он просто не мог представить ее в роли матери. Но сестра оказалась права. Извечный инстинкт материнства победил. Четыре года дорогостоящих операций и сплошных разочарований в конечном итоге дали результат. Материнство преобразило Кэти, избавив от присущего ей с юных лет воинственного эгоизма. Ласситер полагал, что эта трансформация была не следствием беззаветной любви Брэндона к матери, а тем, что Кэти сама впервые в жизни полюбила по-настоящему. Она влюбилась в своего сына.

Сидящий напротив него детектив покраснел. Он был шокирован.

– Ваша сестра отправилась в… одно из этих заведений? В клинику? И ей произвели… как это… искусственное осеменение?

Неодобрение проявлялось не только в его тоне, но даже в повороте головы. Воровато оглянувшись, он склонился к Ласситеру и прошептал:

– Если мы потеряем бдительность, бабы возьмут власть. Вот вы улыбаетесь, а я вполне серьезно. Скоро мы все превратимся в пчелок для траханья. – Заметив недоумение на физиономии Ласситера, детектив пояснил: – В трутней. Пчелы не могут без них обойтись, но смотрите, что получается. Наступает зима, и этих бедняг вышвыривают из ульев с голой задницей на мороз. – Риордан кивнул, соглашаясь с собственными мыслями, и продолжил: – И такая же участь может постигнуть человеческую расу. – Внезапно на широком лице детектива появилось смущенное выражение, и, бросив встревоженный взгляд на Ласситера, он пробормотал: – Поверьте, я не хотел обидеть вашу сестру. – Тяжело вздохнув, он устало поднялся и, отодвинув в сторону стул, протянул руку. – Спасибо, что пришли.

– Бросьте. Я очень ценю ваши усилия. – Они пожали друг другу руки. – Простите, если я…

– А… Забудьте. – Риордан казался задумчивым. – Не могу сказать, что вы мне здорово помогли. Жаль, что ваша сестра… – Он печально покачал большой головой. – Одним словом, я не знаю, куда двигаться дальше. – Детектив похлопал себя под мышкой и неожиданно сделал странное па бедрами, устраивая поудобнее кобуру. – Никаких мотивов. Ни денежных, ни любовных, ни семейных. Не знаю. Может быть, парень все же псих?

– Можно вас спросить?

Риордан одернул галстук.

– О чем?

– Насчет мотеля «Комфорт». Звонил ли он кому-нибудь оттуда?

Детектив, постучав пачкой по запястью, вытянул сигарету зубами и похлопал себя по карманам в поисках спичек. Как только они с Джо вышли из здания, он закурил, вдохнул дым, выпустил его тонкой струйкой в серое небо и произнес:

– Не знаю. Мы не проверяли. – И, сделав еще одну глубокую затяжку, добавил: – Но проверим обязательно.

Через несколько дней после похорон Ласситер снова стал слушать радио в машине. На некоторое время он отказался от этой привычки, потому что сразу после убийства, переключаясь с одной радиостанции на другую, он все время выслушивал одну и ту же новость. Для него в этой новости ничего нового не было – простой пересказ того, что он уже слышал от Риордана. Однако слышать по радио о своей семейной трагедии было странно и неприятно. Тридцатисекундные сообщения, втиснутые между джазом и информацией о пробках на шоссе, звучали издевательски и зловеще.

«Нет, я точно говорю тебе, Робин, я все утро была сама не своя! Маленькому мальчику перерезали горло от уха до уха… Произошло небольшое столкновение на внешней стороне кольцевой дороги…»