Прошло некоторое время, и состояние больного несколько стабилизировалось. Тем временем в операционной собрались врачи. Прежде всего им предстояло сделать новому пациенту трахеотомию и вставить в гортань дыхательную трубку. Не только легкие больного находились в скверном состоянии, ткани гортани отекли и с трудом пропускали воздух. Трахеотомия исправит положение. После этого они начнут чистить обожженное тело, убирая сгоревшую плоть и обрывки кожи, оставляя голое мясо, источающее влагу и гной.

Когда пациент начал издавать невнятные звуки, анестезиолог подумал, что нет ничего болезненнее ожогов. В ужасном бормотании страдальца с большим трудом угадывалась человеческая речь.

– Странно, – сказала одна из сестер. – Не похоже, что он чиканос.

Дежурный хирург, поднимая затянутые в перчатки руки на высоту плеч (сестры шутливо называли такую позу «Я сдаюсь»), заметил:

– Это – не испанский. Это – итальянский.

– И что же он говорит?

– Не знаю, – пожал плечами врач. – Я никогда серьезно не учил итальянский. – Он наклонил голову, прислушался и добавил: – По-моему, парень молится.

Когда пострадавшего ввезли в операционную, пожар на Кесвик-лейн был взят под контроль и пожарные графства Фэрфакс готовились войти в дом. Соседи успели сообщить им, что в доме жили два человека – женщина и ее трехлетний сын. Мужа не было. Женщина была одинокой матерью. Ее «вольво» нашли в гараже.

Несмотря на ноябрьскую прохладу, толпа зевак постепенно росла. На улице царил хаос. Его создавали кареты «скорой помощи», пожарные машины, полицейские автомобили и прибывшие как по команде телевизионщики. Темноту разрывали огни проблесковых маячков – красных, желтых и голубых. Разноцветные вспышки на мгновение озаряли улицу, после чего она на доли секунды вновь погружалась во мрак. Под ногами, словно длинные змеи, извивались парусиновые шланги, а лужайка перед горящим домом превратилась в чавкающее болото.

Два телеоператора и радиорепортер вносили свой вклад во всеобщий бедлам, волоча сквозь толпу толстенные кабели и прожекторы. Стараясь казаться серьезными и сосредоточенными, они трудились по обе стороны улицы, без разбору тыча микрофоны в физиономии пожарных и зевак.

– Какой из этих домов принадлежит вам?

– По правде говоря, никакой. Я вообще снимаю жилье, и не здесь, а в городе. Услышал о пожаре по радио – на полицейской частоте – и примчался сюда.

Последствия пожара были ужасающими. Судя по всему, его пережил только обожженный мужчина.

Во время первого похода в дом пожарные искали живых на залитом водой нижнем этаже, но никого не нашли. Поиски на втором этаже были отложены из-за аварийного состояния лестницы. Поэтому у дома поставили подъемник с двумя пожарными. После недолгого маневрирования площадка оказалась у окна второго этажа.

Многие сомневались в необходимости этого предприятия. При таком пожаре выжить не мог никто. Избежавшие пламени все равно задохнулись бы в дыму. Тем не менее всегда оставалась надежда – весьма ничтожная, – что кто-то укрылся в ванной и, не утратив присутствия духа, заткнул мокрыми полотенцами щель под дверью. Пожары непредсказуемы. Порой они специально ищут свои жертвы, иногда позволяют людям спастись. Имея дело с огнем, ни в чем нельзя быть уверенным.

Младший из двух пожарных, перегнувшись через подоконник, проверил ломом прочность пола. Решив, что покрытие достаточно надежно, он влез в окно, оставив партнера на площадке подъемника.

Пожарный нашел именно то, что искал. Взрослого человека. И крошечного ребенка. Они лежали в кроватях или, вернее, в том, что раньше было кроватями. Матрасы со свисающими обрывками обгорелой ткани сгорели практически до пружин. Постельное белье растворилось в пламени, и пепел впитался в тела жертв. Рядом с головкой ребенка лежала пара стеклянных глаз – все, что осталось от мягкой игрушки. В сыне и матери все еще можно было распознать человеческие существа, что являлось большой «удачей». Если бы пожарные машины прибыли на несколько минут позже, а пожарный гидрант оказался чуть дальше от дома, на месте пожарища остались бы дым и кости. Ничего более.