Но все это пока, как говорится, к делу не относится, а потому пойдем далее.

Мои молебны являются строго внутренними, и обнародование своих порывов я просто не признаю. В этом нет никакого смысла, ибо практически ваше – не нужно никому. Потому, мною устроено свое чистилище души, при котором то же внутреннее распадается и образует новое, устремляясь вперед по заданному душой маршруту.

Может ли то же самое делать другой человек – сказать просто так я не могу. Это зависит от его души и самоустремлений. Потому, именно другим возможно полезно исповедовать себя там, где это и принято, и в целом, по большинству все то соблюдается людьми.

Карта моих грехов перед всеми раскрыта. Жизнь на виду и в ней нет каких-то затемненных сторон, что представляли бы какой-то интерес для склоки.

Такова моя настоящая жизнь и в ней нет особо ничего примечательного, за исключением того, что она целиком и полностью подчинена какому-то внутренне расположенному маршруту движения в сторону прибыли ума.

Кто его возложил и почему – я не знаю. Но возможно, какую-то «шутку» сыграла сама природа, возложив что-то внутри именно так, как ей надо или еще кому-то.

Не хочется в связи с этим вспоминать излишне самого Бога, но хочется надеяться, что это так и зачем то ему моя жизнь, так сказать, понадобилась.

Во всяком случае, именно я могу хоть что-то там предполагать, ибо наделен немного и своим умом, от практики которого мало что осталось, если брать все те дела, что пришлось прижизненно исполнять.

В какой-то определенной степени жизненная «трагедия» заключается еще и в том, что мои труды сами по себе мало доступны для населения.

Это затрудняет мою задачу исполнения и не дает возможности высказаться по всему целиком и полностью.

Говоря проще, сам Бог должен быть услышан, обращаясь через кого-то ко всем остальным. Не может же он сам громогласно заявить о себе, хотя на самом деле такое предвидится в дне уже завтрашнем, то есть совсем близком от времени настоящего.

Да и поверит ли кто в это на самом деле?

Ведь все мы – такие верующие, что только очевидному и веруем, да и то потом сомневаемся. Потому, говорить о земном гласе божьем не приходится, и ему же приходится довольствоваться только тем, что подобно моему и восходит.

Но правильно ли оно трактуется человеком тем пишущим и так ли преподносится?

Это вопрос другой и требует дополнительного осмысления.

Мы еще слишком мало знаем о себе, чтобы делать строго научные выводы и делать решительные заключения. Пока все то, что творится, я могу обозначить просто фиглярством и игрой в прятки с настоящим разумом.

Это «выпендреж» ученого мира всех мастей, который ни к чему толковому не приводит, а только толчет в ступе одно и то же, преподнося во времени подарки от самого Бога, ибо только он по-настоящему ведает умом и всей базой знаний, что к нему прилагается.

Даже мысль подконтрольна, если вы уж точно хотите все знать, и даже она может стать реальной опасностью в какое-то там время, о чем и толкует сам Бог.

Наш разговор с Богом пока еще и не начинался и пока еще говорю я сам, уповая в надежде на то, что он все-таки выскажется и скажет свое слово в черед моим приготовлениям.

Речь Бога немногословна в основе своей и зачастую бывает так, что ему попросту некогда. Что можно сказать и обо мне самом, ибо и я, как говорится, занят иным делом, ставя вперед его, дабы не помереть с голоду и холоду.

Потому, часы соприкосновения такого, то есть моего и божеского очень редки и порой требуют значительной зачистки моей памяти до основания. Это, чтобы не было примеси моей личной в его словах, а также искажений мыслей, от него самого исходящих.