– Вполне. Кем бы ни был этот человек, он – или она – ставит нас в тяжелое положение. И не в том беда, что пресса и даже противники выведывают наши замыслы до того, как мы их рассекречиваем… до сих пор это мешало нам, но не более того. Хуже всего то, что мы теряем уверенность друг в друге и начинаем сомневаться в безопасности нации. Уже сейчас я не могу положиться в по-настоящему серьезных делах ни на одного из своих людей, даже на тебя.

Оурей кивнул:

– Понимаю. Но отныне вы можете доверять мне. – Он растянул губы, однако улыбка получилась невеселая. – Разве что вы не доверяете разведслужбам, ФБР, ЦРУ и АНБ.

– Вот видишь? В глубине души мы начинаем сомневаться даже в них.

– Пожалуй, вы правы. Ну а Пентагон? Многие утечки касались военных планов.

– Политических планов, а не военных. Речь шла о долговременных стратегических замыслах.

Оурей покачал головой:

– Нельзя исключать, что мы имеем дело с иностранным агентом, внедрившимся так глубоко, что сотрудники безопасности не в силах его выявить. Быть может, велеть им копнуть поглубже? Искать профессионального разведчика, который стоит за спиной кого-нибудь из наших людей?

– Так и быть, прикажи им заняться этой версией. Но я не думаю, что тут замешан шпион, американский либо зарубежный. Наш противник заинтересован не столько в похищении секретов, сколько в манипулировании общественным мнением с целью повлиять на нашу политику. Этот человек хочет подстраховаться на тот случай, если мы изменим свой курс.

– Вы правы, – неохотно согласился Оурей.

Президент повернулся к документам, лежавшим на его столе:

– Найдите виновника утечек, Чарли. Это необходимо сделать до того, как возникшая ситуация полностью свяжет мне руки.

Из окон номера Смита в отеле «Хи-Лаи» открывалась захватывающая панорама ночного Гаосюна – простирающиеся от горизонта до горизонта яркие огни под куполом звездного неба. Но сегодня Смиту было не до живописных видов.

Благополучно вернувшись в гостиницу, он в третий раз перечел все, что было в портмоне и записной книжке Мондрагона. Он надеялся обнаружить там указания на то, каким образом агент «Прикрытия» добыл декларацию. Единственным непонятным для него предметом была скомканная салфетка из кафетерия «Старбакс» с начертанным на ней именем – Чжао Яньцзи.

Запищал сотовый телефон. Звонил Фред Клейн.

– Ты доставил документ в аэропорт? – без предисловий спросил он.

– Нет, – ответил Смит. – У меня дурные вести. Мондрагон погиб.

Трубка молчала, но Смиту послышался вздох.

– Мне очень жаль. Мы долгое время работали вместе. Он был великолепным агентом. Мне будет трудно обойтись без него. Я свяжусь с его родителями. Они будут потрясены. Буквально убиты.

Смит глубоко вздохнул, потом еще раз.

– Мне тоже очень жаль, Фред. Для вас это тяжелый удар.

– Как это произошло?

Смит рассказал о конверте, о нападении, о смерти Мондрагона.

– Думаю, документ был подлинный. За нами охотились шанхайские китайцы. У меня есть зацепка, но очень слабая. – Он прочел Клейну запись на салфетке.

– Ты уверен, что салфетка из Шанхая?

– Бывал ли Мондрагон в последние месяцы еще где-нибудь, кроме Шанхая?

– Насколько мне известно, нет.

– Следовательно, можно предположить, что «Старбакс» находится именно там. Вдобавок, кроме этой салфетки, у меня ничего нет.

– Ты сможешь попасть в Шанхай?

– Думаю, да. На конференции я встретился с неким доктором Ляном и, пожалуй, смогу уговорить его пригласить меня в Шанхай для ознакомления с его лабораторией. – Смит рассказал о китайском микробиологе, который поджидал его в вестибюле отеля. – Я вижу только три трудности. Я не знаю ни слова по-китайски и даже не догадываюсь, где искать кафетерий «Старбакс». В третьих, моя «беретта» – я никак не смогу провезти ее в Китай.