– А зачем же ты приехал? – изумился Кир.
Не дождавшись от Пита ни одного слова, он похлопал приятеля по плечу и позвал:
– Пошли спать. Ты же не станешь возражать, что спится здесь лучше, чем в полудохлом Питере? Утром искупаешься, поешь – и все пройдет… Побеседуешь с Булатовым, с Кочиной… А Милка скоро приедет, не боись.
Пит молча стряхнул его руку с плеча и пошел в дом.
Кир свистнул, Волкодав подал голос – и затих.
Кир вслед за Питом вошел в дом, где сразу же погасло одно окно.
Странное, причудливое сооружение еще финской постройки с башенкой, купленное четыре года назад за смешные теперь деньги и превращенное Киром в «Контрольный Пункт» на пороге иных миров, было чужим для Пита. Но дом был сильнее его. И Пит покорился неизбежному – до той поры, пока не ослабнут силы магического притяжения, и он окажется свободен. Абсолютно свободен, даже от Кира.
Глава 2
Пит нажал кнопку звонка возле коричневой двери на третьем этаже стандартной пятиэтажки.
Дверь медленно раскрылась. На пороге стояла невысокая женщина с блеклым лицом, забранными в узел волосами, в старых джинсах и мужской рубахе с закатанными рукавами.
– Вы Татьяна Кочина? – спросил Пит. – Это я вам звонил, из Союза журналистов…
– Проходите, – неласково кивнула она головой.
Пит вошел в небольшую прихожую, потом в комнату с двумя железными кроватями, телевизором и голыми стенами. Только на одной из них, приколотый булавками к обоям, красовался старый и кое-где порванный огромный фотопортрет очень красивого человека.
– Садитесь, – сказала хозяйка и сама села на застеленную кровать.
Пит примостился на стуле, не зная, куда деть свои длинные ноги.
– Слушаю вас, – бросила Кочина.
– Как я вам уже говорил, меня попросили написать серию статей про ленинградский андеграунд, – начал Пит, нащупывая интонацию.
– Ко мне-то зачем пожаловали? Да, теперь теоретиков и историков андеграунда… Господи, слово—то какое изобрели! Так вот вас, теоретиков, – пруд пруди. А мы все даже и не догадывались, что это андеграунд… Дети подземелья – ха—ха… просто жили – и все…
– К вам я пришел из-за вашего мужа, – твердо заявил Пит. – Я уверен, никто себе не представляет его роли в становлении этого самого… андеграунда… Это он? – не выдержав взгляда человека на потрете, спросил Пит.
– Славка… – улыбнулась хозяйка. – Забыли, конечно, его забыли… Ну и наплевать! Он бы и сам плюнул.
И вдруг Пит вспомнил давнюю сцену: Кир, вернувшийся с каких-то похорон своего друга. Было это давно, лет десять-двенадцать назад, и помнилось смутно, но где-то в подкорке все-таки сидело и вот сейчас выплыло: «Какая жизнь отгоревала!..» – кривлялся пьяный Кир. А в глазах его стояла такая боль!.. Такая!.. Что Пит тряс его за плечи и просил: «Ну поплачь, поплачь, ну пожалуйста…» Казалось, если эта боль выльется слезами, она уже не вернется.
– Какая жизнь отгоревала! – кричал Кир. А потом начинал хохотать. – Это были такие замыслы, такой полет фантазии, талант, сила, красота – все!.. И – все… И – ничего! Понимаешь, вообще ничего: ни фильма, ни Парижа, ни любимой женщины, ни сына, ни книги… Ни-че-го… «Какая жизнь отгоревала!..» Ха-ха-ха-ха-ха. И на этом «ха-ха» придется поставить точку…
Пит был так поражен, что постарался забыть, стереть из памяти эту дикую «сцену у фонтана»: такие страдания не имели, не могли иметь отношения к Ивану Кириллову, к его сдержанному, ироничному Киру. Поэтому он еще больше поразился, что вспомнил об этом именно сейчас. Лицо человека на портрете… Вот по этому человеку, наверное, можно было так убиваться, как тогда убивался Кир. Но что ему, Питу, – Кочубей? Вот оказалось, что это был очень красивый человек… и не только красивый… его нет уже восемь лет, а портрет, а жена…