– Свобода – это важно, – закивала Эми. – Точно вам говорю, Коан-сан. Свобода не в деньгах и возможностях, а в умении найти себя. Это вечный поиск. Человек всегда меняется. По крайней мере, должен.

– Если этого не происходит, начинается деградация, – сказал Тору, дожевывая угря. – Мы с Эми считаем, что свобода – еле уловимый процесс. Только ты ее находишь, она ускользает.

– Интересные размышления, – подметила я. – То есть, по-вашему, найденная свобода превращается в ограничения?

– Точно, – произнесла Эми. – Вот и я Тору словили эту свободу небольшим промежутком – это был момент решения покинуть Токио. Потом, когда мы уже обосновались тут, поступили в институт и нашли работы, наша свобода закончилась. Теперь наша жизнь полна ограничений.

– Но разве эти ограничения не порождены актом свободы? – спросила я. – Последствия желаемого и сделали из вас свободных людей.

Ребята задумчиво переглянулись.

– Конечно, я могу ошибаться, – признала я, – однако свобода интерпретируется по-разному. В моем понимании, лежать в поле и таращиться в небо – это не свобода, а безответственность. Я всегда отличаю безответственность и свободу. Впрочем, как и независимость. Нельзя быть совершенно независимым человеком, но можно стать полностью свободным. В мыслях, выборе, действиях, мечтах… Но независимым? Нет. Хотя смотря от чего независимым. От жизни не получится. От кошки, пробегающей по улице, мы, ясное дело, независимы. В каком-то смысле свобода и становится преградой независимости.

– Это как так? – подался вперед Тору, и Эми по инерции сделала то же самое.

– Просто я интерпретирую свободу по-своему. Для меня она значит рамки, которые нас устраивают. Как, скажем, вы сейчас: хотели свободу, приехали в этот город, нашли работу и дом – и теперь думаете, что свобода стала ограничением. А я же считаю, что это… как бы вам сказать… лукавство. Если это та свобода, которую мы искренне хотим и в итоге получаем, мы никогда не скажем, что свобода закончилась и начались ограничения. Такая позиция лишь покажет, что мы получили не совсем то, чего хотели. Значит, мы либо проиграли, либо свобода, в которую мы вложили определенные ожидания, была априори неосуществима в рамках жизненных правил. Нужно научиться видеть эту разницу.

Ребята вновь задумчиво переглянулись, и Эми медленно промолвила:

– Свобода – это рамки, которые нас устраивают… Если рамки не нравятся, это уже ограничения… Хм…

– Выходит, мы лукавим, сами того не зная? – глянул на нее Тору.

Эми растерянно пожала плечами. Похоже, я действительно сбила их с толку. Нужно срочно направить ребят на верный путь.

– Скорее всего, вы путаете независимость со свободой. Вот вас устраивает ваша жизнь сейчас?

Оба безоговорочно кивнули.

– Ну, есть некоторые проблемки, но они малозначимы, – пробормотала Эми.

– Устраивает, – убеждающимся тоном сказала я, кивнув головой. – Если так, вы свободны.

– А что тогда означает «свобода является преградой независимости»? – недоумевал Тору.

– Она же сказала, свобода – это те же рамки, но нам они нравятся! – повернула к нему голову Эми. – Если свобода – это рамки, то независимость пресекается. Какая же независимость может быть там, где существуют рамки? Очень уж узконаправленная независимость тогда была бы… В чем-то определенность, а не глобальном.

Кажется, Эми поняла мою мысль. Она перевела на меня взгляд и улыбнулась. Я улыбнулась в ответ.

– Всего лишь моя философия, – скромно пожала я плечами.

– Нет-нет, в вашей философии заложен огромнейший смысл, – размышлял Тору. – Никогда в жизни не относился к понятию свободы как к устраивающим меня рамкам…