– Или боишься, он не одобрит сотрудничество с Сэром? – изогнула подруга бровь.

И вновь я покачала головой.

– Я лишь сослалась на «очень важное дело». Дед понимал: если я выражаюсь именно так, значит, не надо задавать вопросов. Владение информацией не всегда нам на руку.

– Вот, как. Значит, он мог говорить?

Я пожала плечами.

– Еле-еле, но общался до моего отъезда. Видимо, инсульт сыграл свою роль… А ведь так не хочется верить в то, что он совсем другой человек, Мизуки! Болезнь меняет людей до неузнаваемости. Любовь обращается гневом, а на смену ясности приходит бред… Как же страшно это видеть. Особенно, когда это случается с самым дорогим человеком в твоей жизни.

– Мне очень жаль, подруга. Магия Ши-Ян сейчас единственное, что сохраняет ему жизнь, верно? – спросила Мизуки.

– Она отодвигает «черный день» на очень далекий срок. Учитывая, сколько лет это продолжается, наверное, неудивительно узнать об инсульте. Ему восемьдесят один. Представляешь, сколько магия подарила ему лет? Больше полувека.

– Представляю, – вздохнула Мизуки. – Думаешь, он зол на тебя беспричинно? Болезнь лишила его ясности?

– Не хочу я так думать. Но ничего больше в голову не приходит. Он был бы рад меня видеть, это уж точно.

Познакомившись с Мизуки в купе поезда и доверившись ей, я вдруг осознала силу дружбы. В частности, умение делиться. Той болью и переживаниями, что я прятала бы неделями и крутила в голове, я поделилась с ней, и на душе полегчало. Эту науку – быть социальным человеком – мне постигать еще долго.

На втором этаже имелось четыре комнаты, две из которых достались нам с Акико. Остальные не заселены, но обставлены на случай приезда гостей. Мизуки захотела ночевать со мной по понятным причинам: сплетничать по ночам, делиться личными историями и, самое главное, быть на виду. Мне куда спокойнее видеть Мизуки рядом. Была бы моя воля, все семейство бы переселила к себе.

Сиденье кресла выдвигалось вперед, расстилаясь в узкую кровать. Мизуки сочла хорошей идеей спать в нем, хотя я настаивала перетащить из соседней комнаты нормальную койку. Мы разобрали вещи из чемоданов, я выделила в шкафу пару полок для подруги. Позже Изэнэми-сан принесла постельное белье, белоснежное, с запахом лаванды.

– Акико в школе? – спросила я, наперед зная ответ.

– Разумеется. Уроки у нее сегодня до половины второго.

До половины второго оставалось четыре часа. Изэнэми-сан приготовила зеленый чай и предложила посидеть на кухне. Втроем, мы уселись за столом, а Мизуки с удовольствием разделывалась со свежевыпеченными лимонными моти – Изэнэми-сан только что вытащила их из духовки.

– Наохико-сан предупредил нас всех о твоем уезде, – сказала она, отпив горячий чай. – Постфактум. Акико-чан, конечно, сильно расстроилась… Но со временем смирилась. Твой дядя сыграл в этом большую роль. Он отвлекал ее, занимал всякими делами, чтобы та меньше грустила. У него получилось.

– Мне очень жаль, – дрогнул мой голос.

– Главное, ты жива и здорова, – улыбнулась Изэнэми-сан. – Ты похорошела, повзрослела, обзавелась другом – а это что-то новенькое. Я очень рада.

– Мы встретились в незнакомом городе, – произнесла Мизуки, – никого не знали, и вот, обстоятельства свели нас, и мы задружили. Хотя сначала я ее жутко раздражала! Она скромная, но все читалось во взгляде!

Изэнэми-сан рассмеялась.

– Коан – девочка тихая, но до поры до времени, – закивала она. – Чуть что не нравится – не смолчит. Полезное качество. Вы, Кито-сан, первая ее подруга.

Я бросила на Изэнэми-сан упрекающий взгляд. Словно родная мать показывала гостям мои детские фотографии.