– Стой на шухере, если не хочешь! – ответил Павел.

Стас остался снаружи. В доме из разбитых окон падал свет на гору сломанных стульев и картин. Друзья прошли и разделились обыскивать дом. Зашёл Стас. Павел развернулся и направил ствол винтовки.

– Ты, блин, не пугай так! Сам же говоришь, что место стрёмное.

– Я подумал, что если мы два дома обошли без напряжения, чего сачковать-то! – сказал Станислав, и на этом все разошлись осматривать дом.

Павел прошёл на второй этаж, который был полон разбитых зеркал и осколков цветастых ваз. Впереди была выломана дверь в спальню, в ней посередине стояла большая разломанная кровать. На ней лежало грязное шёлковое постельное бельё. По всей комнате валялось множество кусков разбитого зеркала. Павел поднял голову и увидел, что на потолке как раз это зеркало и находилось, а опустив взгляд чуть ниже, заметил большой портрет, на котором был изображен серьезный мужчина с аккуратно пририсованным пенисом у рта и нарисованной короной из них же.

Павел пробубнил себе под нос.

– Кого-то не возлюбили.

Этажом ниже Саня обыскивал шкафы и столы. Стас был на кухне и уже нашёл себе добротный мясницкий нож. Друзья собрались внизу. Павел начал говорить:

– Какой-то извращенец жил здесь.

– Тоже заметил кучу побитых зеркал, – поддержал Саня.

– Вообще-то, это называется нарциссизм, и это не извращение, просто кто-то был очень тщеславным, – сказал Стас, и Павел ему тут же ответил.

– Чувак не получил признание масс. Пойдём лучше домой!

Идя обратно на проспект, Саня кинул взор на дома, находящиеся рядом с бывшим обиталищем чрезмерно любящего себя человека. Там стоял разбитый домик с горой бутылок, а за ним – разбитые фонарные столбы.

Путники вышли на проспект, и Саня глянул на часы. На них было 18:25. Солнце уже постепенно начало садиться. Ребята прибавили шаг, и радостные от находки в «Мирном» даже на время забыли о голоде и усталости.

главаIII

Дед Павел глянул на часы, на них большая минутная стрелка показывала на римскую цифру «VI», а стрелка поменьше была направлена на «V». Полдня уже провозившийся в управе руководства дед встал с металлического стульчика и начал колотить в дверь, на которой было написано «Управляющий».

– Да сколько уже можно! Я тут целый день торчать не намерен.

Ему открыл мужчина, который своим телом заслонил тускло горящую лампочку за его могучей спиной и сказал:

– Уважаемый! Руководство сейчас ушло на совещание, пожалуйста, потерпите.

– Я не уйду, пока мне не скажут, когда в восьмом доме отключат отопление. На улице жарень, а вы деньги списываете за него.

– Пока совещание не закончится, вас никто не сможет обслужить.

– Что это за совещание, которое целый день длится?

Широкоплечий немного закатил глаза и сказал:

– Дед, ты осенью ломился, чтобы тебе отопление дали, а теперь просишь его отключить. Сейчас погода непредсказуемая, может, завтра снег пойдет.

– Да быстрее снег пойдет, пока вы там нарешаете что-то.

Широкоплечий, закрывая дверь, сказал:

– Ничем помочь не могу.

– Вот сука! – проворчал дед себе под нос.

Выйдя из высотного здания, где теперь была управа поселка, дед Павел пошел по длинному проспекту к маленькому магазинчику, за которым стояла его ветхая трехэтажка. У магазина караулила местная братва, все они выглядели одинаково в черных куртках и с синими наколками на руках. Один из них со шрамом на бритой голове поздоровался с дедом.

– А, Павел Давыдович, как вы, ничего?

– Ничего.

– Пойдем, дело есть очень важное!

Лысая голова со шрамом повела деда Павла за угол магазинчика, где находилась разгрузочная площадка. Он начал тихим голосом: