– Сколько пленных?

Татарин ощерился:

– А кто их считал?

Я не выдержал и всадил ему нож в сердце. Раскаленное лезвие зашипело от человеческой плоти. Выдернув нож, я обтер клинок об упавшего татарина, всунул в ножны. Ну хоть какая-то ясность уже была. Надо докладывать боярам.

Всех трех нашел недалеко от опушки леса, они бурно обсуждали, как делить трофеи, которые и в самом деле были велики – лошади, оружие, награбленные ценности в переметных сумах. Когда я доложил о сведениях, добытых у пленного, все замолчали и задумались, переваривая услышанное.

– Нет, самим нам не одолеть татар, надо князя с дружиной искать, соединяться. Сейчас трофеи поделим – и на коней.

– Так проще послать посыльного к князю. Данков-то в другой стороне.

Бояре глянули на меня осуждающе.

– Ты почто нам советы осмеливаешься давать? Разумом нас Бог не обидел. Выше нас себя ставишь? Гордыня одолела?

Я склонился в поклоне:

– Прошу простить меня великодушно, сказал не подумавши.

– То-то! Изыди с глаз долой.

Ну и черт с вами, не хотите слушать – не надо. Как говорится – имеющий уши да услышит. Я поклонился триумвирату и пошел к своим. Мой десяток сидел у костра, доедая кулеш, мне оставили на дне котла. После боя – в самый раз восстановить силы. Не успел я допить сыто, как примчался гонец от бояр.

– Иди, да поспешай – бояре ждать не любят.

Вот нечистая сила – то изыди с глаз долой, то обратно зовут, спокойно поесть не дадут. Воистину «минуй нас боле всех печалей и барский гнев, и барская любовь!».

Бояре сидели там же, попивая из кубков вино: видимо, трофеи уже поделили, а может – победу обмывали.

– Даем тебе проводника, поскачешь к князю с письмом, да на словах все обскажешь, что от пленного узнал, потом – сразу сюда. Мы здесь стоять будем, пока обозы подтянутся. Понял ли?

– Чего ж тут непонятного.

Мне дали рулончик пергамента с сургучной печатью, осенили крестом. Проводник уже стоял рядом. Мы оседлали коней, рванули с места галопом.

Проводник выбирал малохоженые тропы, известные лишь ему одному броды, местами скакали по дорогам. Изредка попадались разоренные деревеньки, убитые крестьяне во дворах, избы стояли с распахнутыми дверьми, и – полная тишина: ни мычания коров, ни кудахтанья кур, ни хрюканья свиней. Все сожрали проклятущие татары.

К вечеру добрались до княжеского лагеря. Еще на подступах нас остановили дозорные, сопроводили в лагерь. Причем сопровождали вдвоем, руки на рукоятках мечей, – не поймешь – то ли провожают, то ли конвоируют.

У большого шатра остановились. Один из сопровождающих прошел внутрь, и нас тут же пригласили. Но впустили меня одного, проводник остался снаружи. У самого входа ко мне подошел боярин.

– Чей холоп?

– Боярина Охлопкова. Имею письмо к князю от бояр Замойского и Трошина.

– Давай письмо.

– Мне еще на словах поручили сказать.

Боярин помялся.

– Ну, пошли, только коротко, занят князь.

Боярин откинул внутреннюю занавеску, мы прошли вглубь. На устланной коврами земле восседал на складных походных стульях князь с ближними боярами. Все уставились на меня.

Я, поклонившись, протянул письмо. Пока один из бояр разворачивал пергамент, я пересказал князю все, что удалось узнать от пленного. Меня выслушали со вниманием. Когда я закончил говорить, князь одобрительно крякнул:

– Ценные сведения, а то в разных местах появляются небольшие отряды, а где главное гнездо, куда бить надо, было неведомо. Молодцы бояре! С утра выступаем, ты с проводником дорогу до своего лагеря покажешь; сейчас иди, отдыхай. Вас покормят.

Нас с проводником сытно накормили, и мы улеглись спать. Надо было набираться сил – завтра снова скачка, да еще с большим войском, узкими тропами не пройдешь, только по большакам – стало быть, путь длиннее окажется, дай бог к завтрашнему вечеру добраться.