– Да что там половцы, когда иной враг уже мечи точит, на Русь глядючи, а он куда страшнее будет, – и принялся рассказывать о монголах.

Князья недоверчиво переглянулись.

– Откуда у тебя, брате, вести такие? – осторожно осведомился Ингварь.

Костя поначалу замялся, но потом нашелся с ответом:

– Купец один, из далеких стран приехавши на торг, сказывал. Да и не он один, – добавил он после небольшой паузы, чтобы сообщение прозвучало весомее.

– Купец солжет – недорого возьмет. Известно, дело торговое, – махнул рукой Олег.

– Один – да, может и солгать, а вот все – это навряд ли, – возразил Костя.

Мысль о скором нашествии татар возникла у него еще вчера, но тогда было не до нее, зато сейчас она пришлась как нельзя кстати.

– А ты, брате, ничего не путаешь? – Это уже подал голос Ингварь.

– Если бы, – вздохнул Костя и начал излагать подробности о татарском войске.

Особо пришлось остановиться на железной дисциплине, царящей среди монгольских воинов. Больше всего князей удивило его сообщение о том, как за одного бежавшего с поля боя подвергается смертной казни весь десяток, за драпающий десяток – вся сотня и так далее.

– Хорошо бы и у нас такое ввести, – задумчиво произнес Олег, и его красивое лицо неприятно исказилось.

– Что ты, брат. Грех-то какой, христианскую душу губить. Над ней единый господь бог властен, – укоризненно заметил Юрий и поинтересовался: – А что у них за вера?

– Язычники они и во Христа не веруют, – кратко ответил Костя и тут же, пока они не остыли от его рассказа, уснащенного красноречивыми подробностями, осведомился: – Так что, братья, дадим этим степным волкам себя поодиночке перерезать или дружно все вместе на смертный бой выйдем?

Ингварь внимательно оглядел всех и отчеканил:

– Передай Глебу, что все приедем. Коль и впрямь такая беда на Русь идет, негоже старые обиды на сердце держать.

– А сдюжим ли мы, хоть даже и вместе? – робко заметил Юрий, на что Костя авторитетно заявил:

– А кто сказал, что мы одни в той битве будем? Пошлем гонцов в Чернигов, в Муром, в Киев, к князю Владимирскому, – и вопросительно уставился на сидящих.

Первым откликнулся хозяин застолья.

– Это верно, – согласился Ингварь. – Тут нам без помощи Константиновой не обойтись.

Так-так. Судя по упоминанию о его тезке из Владимиро-Суздальского княжества[6], который и правил всего три года, получалось, что Костя и в самом деле почти не ошибся с татарами.

Совсем замечательно.

Нет, что касается самих татар – это плохо, а вот что можно более-менее определиться с годами…

Опять же ему удалось добиться основного – согласия всех присутствующих на пиру князей на большой сбор.

На радостях Костя даже не стал отнекиваться от участия в завтрашней охоте, которую Ингварь как гостеприимный хозяин предложил всем присутствующим.

Едва же Орешкин вернулся в свою комнату, где ему предстояло переодеться к вечернему застолью, как прибежал Епифан с каким-то парнем, который, как выяснилось, был гонцом от Гремислава.

Оказывается, ту молодую ведьму, которую князь приказал словить – когда он такую ахинею приказывал, Костя, хоть убей, не помнил, – его верные слуги поймали еще вечор и теперь везут сюда.

Теперь на все княжья воля – то ли сразу учинить над ней расправу, то ли князь перед этим захочет поглядеть на младую бесовку, которая успела приложить его по голове увесистым поленом.

Пришлось сказать, чтобы после пира ее привели для допроса, поскольку без княжеского суда казнить человека, пусть даже и ведьму, негоже, а заодно и поинтересоваться у Епифана некоторыми деталями своей, судя по полученному удару, не совсем удачной охоты на ведьму.