– Скорее уж жестоко, – проворчал Константин.

– Пусть так, – не стал спорить Алексей Владимирович. – Но речь не о том. Вы, кстати, никогда не задумывались, почему всякие там инопланетяне, сидящие в НЛО, упорно не желают вступать в контакт с человечеством, предпочитая только наблюдение?

Орешкин недоуменно пожал плечами, поинтересовавшись:

– А эти самые НЛО вообще, на ваш взгляд, существуют?

Сам он в глубине души считал, что на девяносто процентов все летающие тарелки либо высосаны из пальца прохиндеями-журналистами, либо пригрезились людям с неустойчивой психикой, которые лишь по счастливой случайности еще не угодили в дурдом.

Правда, оставались еще десять процентов, но их Костя относил к естественным природным явлениям, объяснить которые современная наука не в состоянии.

– Есть, – кивнул его сосед по купе. – Поверьте мне как специалисту.

Он не стал договаривать, пояснять, аргументировать, но Орешкин вдруг с удивлением обнаружил – ему вполне хватает и этого голословного утверждения, чтобы поверить. Ему, скептику и Фоме неверующему, которому всегда требовались доказательства в виде непреложных фактов, как ни странно, сейчас хватило короткого ответа «есть».

Просто чудно.

– Так вот, на контакт они не идут, потому что… не с кем идти, – продолжил Алексей Владимирович. – Увы, но до всего надо дорасти, а земная цивилизация, к сожалению, напоминает буйного, да вдобавок еще и умственно отсталого карапуза, который научился лишь драться, не думая о последствиях, а также строить и изобретать нечто, толком не понимая зачем. Мало того, так он еще и продолжает гадить куда ни попадя.

Слова были суровыми, но увы – и тут спорить не имело смысла. Не станешь же вступать в дискуссию с врачом, поставившим пациенту диагноз? А уж то, что он неутешительный, извините.

Так и тут.

Конечно, сравнение было, мягко говоря, несколько грубоватым, но по большому счету верным.

«И впрямь, драться да гадить – вот и все, что мы освоили на самом высоком уровне, – с грустью подумал Костя, – а остальное… Увы, но со святыми в этом мире всегда был изрядный дефицит, а уж сейчас…»

– Нет возражений, – недовольно проворчал он, но, не желая оставаться в долгу, заметил: – А что ж наблюдатели-то все это время помалкивали? Могли бы, как мудрые воспитатели, вмешаться, да не тогда, когда уже поздно, а куда раньше. – И саркастически усмехнулся. – Ах да, забыл про принципы.

– Нет, на сей раз они как раз ни при чем, – неожиданно возразил Алексей Владимирович и смущенно замялся. – Тут, знаете ли, все объясняется несколько проще.

А дальше он изложил еще одну версию, на сей раз о знаменитом Стоунхендже, который на самом деле есть не что иное, как огромный передатчик, выдающий всю информацию о Земле в космос, а кроме того, еще и поддерживающий Солнце в устойчивом положении.

В качестве доказательства он привел в пример, что тот был совсем не случайно установлен именно таким образом, что его северо-восточный вход смотрел точно на восход солнца в день летнего солнцестояния.

Сигнал же к звезде посылался с помощью «лунок Обри»[5], в которых первоначально были установлены своего рода антенны… Но тут в ход пошли математические формулы, и Константин мало что понял – не силен ни в физике, ни в математике.

В ответ на резонные возражения Константина, что масштабы Стоунхенджа и Солнца несопоставимы, Алексей Владимирович привел в пример гигантский компьютер, который может выйти из строя по причине неисправности маленького микрочипа.

Изящно выкрутился он и относительно сбора передаваемой информации.

Дескать, сам мегалит был предназначен только для передачи сведений, поступающих к нему от точно таких же сооружений, разве что несколько меньших размеров, которые раскиданы в мире аж в двухстах местах по определенной схеме.