– Ну, храни вас Бог! – осенил отец широким крестным знамением коляску, провожая меня долгим любящим взглядом…

Лошади тронулись…

Горы и скалы, пастбища и поля, засеянные кукурузой, замелькали перед нами. Мы ехали по долине Куры и любовались ее плавным течением. Изредка на пути попадались нам развалины крепостей и замков.

К вечеру мы остановились переменить лошадей и отдохнуть в духане, прежде чем вступить за черту в горы. Духан стоял у подошвы горы, весь почти скрытый под навесом исполинской скалы… Хозяин духана, старый армянин, принял нас как важных путешественников и гостеприимно открыл нам двери духана. Нам отвели самую лучшую комнату с громадным бухаром[34], в котором жарился на угольях ароматный кусок баранины. Вкусный шашлык[35], соленый квели[36], легкое грузинское вино, заедаемое лавашами[37], – все было вмиг уничтожено проголодавшимися желудками.

– Ночь мы проведем в горах, – заявил деда Магомет, чем привел меня в неописуемый восторг.

– А там нет разбойников? – тревожно спросил задремавший было у камина княжич.

– Душманы[38] всюду… Душманами кишат горы, – со смехом воскликнула Бэлла, но, заметив растерянный вид Юлико, сразу осеклась.

Я же, помня обещание, данное отцу, старалась ничем не дразнить трусливого мальчика.

На свежих горных лошадках мы бойко въехали в горы. Я удивлялась только выносливости коней деда и Бэллы, которые неустанно ступали за ними своей быстрой иноходью. Мне хотелось спать, но картина горной ночи была до того заманчиво-прекрасна, что я глядела на нее, не отрываясь и забывая о сне. Палевый диск месяца обливал горы бледно-золотистым дрожащим светом. Внизу бежали потоки, шумя и волнуясь, точно спеша на званый праздник… По краям дороги зияли пропасти, страшные и непроницаемые… Часто-часто среди ночной тишины обрывался камень от уступа и падал с оглушительным стоном в жадные объятия бездны… Юлико вздрагивал от страха и с испугом открывал слипшиеся глаза… Он пугался шума горных потоков и поминутно вскрикивал при падении небольших обвалов и хватал то меня, то Анну за руку.

Между тем мы поднимались все выше и выше в горы, теперь уже вдоль течения быстрой Арагвы. Миновав ее, мы начали углубляться в страну горцев.

Я уснула, убаюканная мирным позвякиванием наших бубенчиков, в первый раз чувствуя себя свободной от нравоучений и поминутных выговоров бабушки…

Проснулась я во время остановки у нового духана. Подле меня спала Бэлла. Нимало не уставшая от проведенной в седле ночи, она села в коляску по настоянию деда. Княжич Юлико прикорнул белокурой головкою к плечу старой Анны и также спал.

А солнце уже поднялось высоко и озолотило скаты гор, покрытые зеленью и лесом… Мы ехали теперь по узкой тропинке на самом краю ущелья. Я взглянула вниз, свесившись через край коляски, и тотчас же зажмурила глаза, испугавшись зияющей пасти черной бездны.

– Деда! – тихонько окликнула я старика, ехавшего за нами и ведшего на поводу коня Бэллы, – скоро Бестуди?

Он тихо засмеялся в ответ:

– Скоро захотела, торопиться некуда – успеем!

– Возьми меня на седло, деда! – попросила я, и старик, любивший меня, пожалуй, не меньше своей Бэллы, протянул свои сильные руки и, перебросив меня через кузов коляски, опустил на седло Бэллиной лошади.

– Берегись, джаным, предайся воле коня и сиди спокойно, – сказал он, красноречиво косясь на пропасть.

– Я не боюсь! – не без тайной гордости воскликнула я.

И действительно, я больше не ощущала страха.

Целый день ехала я по краю горной стремнины, точно вросшая в седло моего коня… Иногда я понукала его легким движением каблучка и ужасно радовалась, когда дед Магомет оглядывался назад и обнимал всю мою маленькую фигурку ободряющим и в то же время любующимся взглядом.