Рамбха, хоть и была мрачнее тучи, и та глазела на небесные сполохи, не отрываясь. Что уж говорить про Олешку и Ахуда!

Дурной синд вцепился в решётку и тонко заголосил – поди пойми, со страха аль от восторга? И так оглохнуть можно, а тут… этот… орёт как резаный!

У помоста, на котором стояли в обнимку горбун и девочка, взметнулись огненные струи. От едкого дыма защипало в носу и жутко захотелось чихать.

Когда дым рассеялся, юной циркачки уже не было.

Мало-помалу зеваки разбрелись, и караван двинулся дальше.

С площади свернули в кривой проулок, потом в другой. Олешка будто сквозь сон слышал хлёсткие щелчки плёток, раздражённое мыканье волов и хриплые окрики надсмотрщиков. А в памяти всё вертелась юная красавица-попрыгунья. И после каждого выкрутаса дарила княжичу воздушный поцелуй.

– Хозяин, хозяин! – сдавленно прошелестело по двору.

Слуги поспешно выстроились вдоль стен и напряжённо обратились к всходу. Теперь, в свете пламенников, было видно, что его венчали полукруглые двустворчатые двери.

Внезапно они распахнулись, вытолкнув двух плешаков в коротких безрукавках на голое тело и узких, плотно облегающих ноги портах. Яйцеголовые тотчас замерли в поклоне, сложив у груди ладони. Вслед за ними, как по команде, согнула спины и прочая челядь.

Почти сразу из темени дверного проёма выступил необъятных размеров синд. Ещё толще, чем Ар-Тарак. Просторный шелковый халат едва прикрывал выпирающий живот. Из-под халата торчали атласные штаны и остроносые чёботы18. Надо всем этим плавно покачивалась высокая белоснежная чалма с узорной сафировой брошью.

Пузач слегка прихрамывал. Его крючковатый мясистый нос шумно вдыхал и выдыхал воздух. Густые чёрные брови нависали над маленькими поросячьими глазками. Бегающими, но очень цепкими и пронзительными.

Ужель Абу Синг? Мудрый и могущественный везир19 самого мараджа?

Ойюшки! От такого борова добра не жди!

Княжич понурился. Хрупкий мостик из недавних надежд заколебался под тяжёлым взглядом толстяка. В сердце мёрзлой змейкой заползло отчаянье.

Всё, всё не так, как он предполагал!

Пыхтя и кряхтя на каждом шагу, Абу Синг шествовал к сгрудившимся в другом конце двора пленникам. Сухие песчинки жалобно хрустели под его ногами.

Поравнявшись с застывшим в почтительной позе Ар-Тараком, он коротко бросил:

– Сколько?

Не поздоровался даже! Видать, с этим надутым пехтюком Ар-Тараком хозяин чиниться не привык. Не такой уж важный тасильдар, как о себе мнит.

– Пять на десять и ещё трое, мой повелитель.

– Мало! – скривился Абу Синг и, поджав пухлые губы, неожиданно писклявым голосом воскликнул: – Да тут половина баб! Дешёвка! Ты разочаровал меня, Тарак… Кого я повезу в Набуль? Этих голодранцев?

Среди пленников прокатился сдавленный стон. Олешка увидел, как беззвучно заплакала Сатья, как стиснула ладони на груди старая Рамбха, как враз опали тощие плечи Зеноба. Но почему?!

Абу Синг ничего этого не заметил. Он с жаром выговаривал тасильдару:

– Или ты не знаешь, что я обещал Яшазу настоящий хмурский меч? А альвийские серёжки для Канти? На какие шиши?.. Ладно, показывай! – Абу Синг вдруг сменил гнев на милость. И, не дожидаясь Ар-Тарака, проворно заковылял вдоль невольничьего строя.

Каждого раба он дотошно ощупывал, обнюхивал, заставлял открывать рот и высовывать язык. Иногда цокал и криво усмехался, похлопывая караванщика по плечу, но чаще брезгливо морщился.

Росса начала бить мелкая противная дрожь. Змейка в сердце превратилась в огромную ледяную змеюку.

Как он расскажет о себе? Ведь он почти не знает языка синдов. Едва понимать обучился.

То, что прежде чудилось таким простым и лёгким, теперь казалось несбыточным.