– Спасибо, – княжна, кажется, впервые улыбнулась. Вышло слабо. – Я не забуду.

Она обязательно напишет Ягрэну, как только спадёт жар, а после проведает Юркеша и напомнит ему, что он всё ещё её наречённый. Если, конечно, он останется жив.

2.

Страшную женщину видела Зулейка во сне. Красивую, с пшеничными локонами, белолицую и богатую. Но глаза её сверкали болью и злобой, а на сердце лежала большая печаль. Ясноокая и молодая, она ворожила на перекрёстке, призывая жуткие силы, чтобы сгубить свою соперницу. Имени Зулейка не расслышала, но пожалела обеих. Горько, когда роскошные губят свою душу ради мелочного вместо того, чтобы залечивать боль. Что–то лихое гнало их на перекрёстки и вынуждало обращаться к иным. Те, впрочем, только радовались. Зулейка ощущала, как навий мир потирал руки, хоть и озирался с беспокойством по сторонам, словно боялся чего–то.

Им понадобилось два дня, чтобы достичь степного княжества. Одного из. Здесь всё пело и говорило о жизни. У замерзающей речки носились дети, женщины днём сушили одежду и жаловались друг другу, что зимой придётся чаще убирать дома и делать подношения духам, чтобы оберегали от слуг Морозной Матери.

В перелеске собирали грибы, вынося по несколько корзин. В стороне доспевали самые поздние ягоды. Зулейка улыбалась всякий раз, когда ей на пути попадался ребенок, старик или кто–то в самом соку. Она не без восхищения смотрела на разряженных девушек и коренастых юношей, которые хвастались перед друг другом, перетаскивая толстые брёвна. Откуда–то потянуло запахом железа. Так Зулейка поняла, что в деревушке находится маленькая кузня. Удары молота о сталь манили даже детей. Да, здесь хотелось петь, виться между людьми и впитывать Жизнь.

– А где твой княжич? – поинтересовался Лыцко.

– Так мы ж не дошли ещё, – Яремче пожал плечами. – Он в Липках, а тут деревня, понимаешь ли.

Если это только начало, то что же будет дальше? Зулейка боялась представить более людное место с теремами из резного дерева. Но до чего же было любопытно! Хотелось нестись туда, несмотря на усталость, но Яремче и Лыцко решили отдохнуть, тем более, что нашлись хозяева, готовые предоставить и ночлег, и сытный обед, и даже лошадей. За последних, правда, пришлось приплатить, но Яремче договорился сам.

– Сегодня я вам, а завтра вы мне, – он подмигнул Лыцку. – Мой княжич щедр, в отличие от своего брата.

И сказал это нарочито громко, чтобы окружающие услышали. Зулейка сразу поняла, что между княжичами кто–то посеял раздор. Ей не рассказали деталей, но сердце уже чуяло недоброе. Будь её воля, она бы посмотрела на дивный город и вернулась бы в деревню, чтобы собирать грибы–ягоды в перелесках и слушать собачий лай.

Яремче и Лыцко привели её в избу. Местный господарь распорядился, чтобы им подали мясной похлёбки и по куску хлеба. Зулейку не смутили грязные лавочки, остатки крошек на столах и не стихающий гомон. Похлёбка показалась ей удивительно вкусной, хотя Бажена и Грицай готовили в разы лучше.

– А что, если мы не пойдём к твоему Ягрэну? – Лыцко с интересом взглянул на собеседника. – Осядем тут, а?

– Не хотите – не ходите, – буркнул тот, с охотой оторвавшись от тарелки. – Только не всякого безродного княжич принимает, а вам повезло.

Он уже понял. Зулейка увидела это в глазах Яремча. Он ничего не говорил вслух, но знал, что они с Лыцком не просто так появились на землях Пустоши. Как много ему открылось? Зулейка чувствовала: Яремче был уверен, что ведёт к своему княжичу не простых гостей. И почему–то именно они были нужны ему. В ней было достаточно сил, чтобы почувствовать мягкое касание злого рока, который пытался их втянуть во что–то лихое и нечистое.