Дальнейшим распространением христианства занимались уже подросшие сыновья Владимира, посаженные отцом на городские княжения. Благодаря их стараниям христианская проповедь зазвучала на окраинных землях древней Руси – Древлянской, Туровской, Полоцкой, Смоленской, Ростовской, Муромской, Северской и других.

Христианизация каждой области начиналась с крещения городского населения, причем раньше других в новую веру обращали жителей того города, который на данной территории играл роль «стольного града». В этом прослеживается осознанное стремление опереться на правовую традицию славян, обязывавшую «меньшие» города беспрекословно повиноваться вечевому собранию «старейшего» города земли или волости. Повеление «быть христианами» касалось всех – «незнатных и знатных, рабов и свободных…» («Слово о законе и благодати» митрополита Илариона). Поэтому вместе с горожанами крещение принимала их домашняя прислуга.

Черед сельской округи наступил много позже, когда у Русской Церкви появилась возможность поставления священников в сельские приходы.

Русские летописи сообщают, что князь Владимир особенно заботился о духовном просвещении народа: «И повелел попам по городам и селам приводить людей к крещению и детей учить грамоте, ученью книжному…». Под руководством болгарских и корсунских священников русские ученики овладевали богатствами славянской (болгарской, чехо-моравской) и греческой письменности. В истории русской культуры им предстояло сыграть особую роль, создав первые произведения русской словесности.

Принятие христианства преобразило духовно и самого князя Владимира. Князь искренне и всей душой принял новую веру. Древнерусские летописцы и духовные писатели не жалели слов, чтобы прославить милосердие и нищелюбие Владимира. Услыхав слова Писания: «Блаженны милостивые; ибо они помилованы будут» (Мф. 5,7), Владимир разрешил всякому нищему и убогому приходить на княжеский двор и брать все, что ему потребно, – еду, питье или деньги. Для больных и немощных, которые не могли добраться до его двора, князь повелел развозить по городу пропитание. По свидетельству Иакова Мниха, от щедрот Владимира вкушала убогая братия не одного только Киева, а еще и многих других городов и сел Русской земли. В памяти народа Владимир остался Красным Солнышком, согревающим всех лучами своего милосердия:

Во стольном городе во Киеве,

У ласкова князя у Владимира

Было пированьице почестен пир

На многих на князей на бояров,

На могучих на богатырей,

На всех купцов на торговых,

На всех мужиков деревенских.

Таким христианским государем, в полном смысле слова, увидели князя Владимира не только потомки, судившие о крестителе Руси по более или менее достоверным рассказам и преданиям, но и современники, лицезревшие Владимира собственными глазами. Мы располагаем свидетельством очевидца, достаточно близко сошедшегося с князем, – свидетельством тем более ценным, что исходит оно от лица, не имевшего по отношению к Владимиру никаких национальных, конфессиональных или личных пристрастий. Это – епископ Бруно, «апостол Пруссии».

Он происходил из рода графов Кверфуртских. В молодости, во время поездки по Италии, принял монашеский постриг под именем Бонифация, при императоре Генрихе II был посвящен в епископы и назначен главой миссии в восточных странах. В 1008 г. он возымел намерение обратить ко Христу печенегов, «жесточайших из всех язычников». Так, весной 1008 г., тридцатилетний Бруно очутился в Киеве, дабы уговорить Владимира препроводить его в Печенежскую землю.

О своем пребывании у киевского князя Бруно поведал в личном послании к императору Священной Римской империи Генриху II. «Государь Руси, – пишет он, – великий державой и богатствами, в течение месяца удерживал меня против моей воли, как будто я по собственному почину хотел погубить себя, и постоянно убеждал меня не ходить к столь безумному народу, где, по его словам, я не обрел бы новых душ, но одну только смерть, да и то постыднейшую». Но Бруно настаивал, и Владимир, наконец, сдался. В сопровождении своей дружины князь проводил Бруно до южных пределов Русской земли, которые пролегали тогда в двух днях езды от Киева. Здесь Бруно увидел «крепчайшую и длиннейшую ограду» – знаменитые Змиевы валы, возведенные во время княжения Владимира для охраны Руси от печенежских набегов. «Спрыгнув с коня на землю, – пишет Бруно, – он последовал за мною, шедшим впереди с товарищами, и вместе со своими боярами вышел за ворота». Они вместе помолились и расстались.