С тех пор я не видел дьяволицу. Являвшаяся ко мне не по дням, а по часам, она исчезла из моей жизни как будто навсегда. И даже спешный поход к инквизаториям ничего не прояснил.

Мне лишь пожали плечами в ответ на всю рассказанную историю и велели жить дальше.

Жить дальше и не ведать забот.

Будешь тут не ведать забот, как же. Мир, переставший лохматить меня за чужеродность, с не менее дьявольской поспешностью напоминал о прежних долгах.

Орлов ждал дуэли. Изнеженный мальчик, сын судьи, привыкший к уступкам и вседозволенности, не желал прощать нанесенной обиды.

Наверняка, поганец, видел себя в благородных золотых лучах – ну как же! Все-таки дуэль не просто так, а по защите чести возлюбленной. Даже если мне удастся задать ему сегодня жару, то…

Стоп, сегодня?

От досады, что этот день наконец наступил, мне хотелось грызть локти.

Лиллит покинула постель, а я вдруг ощутил себя как будто голым и без одеяла. Ничего подобного с другими девчонками попросту не испытывал.

Она раскачивала бедрами, встала перед окном, блаженно потянулась, словно радующаяся свежим солнечным лучам кошка. Как будто ей в самом деле жаждалось показать всем и сразу утонченность и красоту ее обнаженной фигурки.

Солнце было с ней солидарно, утренним полумраком подчеркивая притягательность женственных изгибов и ложбинок.

– Сегодня дуэль, ты помнишь?

Она помнила, кивнула мне в ответ, не желая тратить лишних слов.

Мне казалось, что, завидев своего будущего противника, она сожмется в комочек и притворится мертвой. Бугай-костолом, который если и не мечтал кому-нибудь дать в морду, то точно думал об этом, даже у меня вызывал опасения.

И у Николаевича то же. Старик, едва я привел к нему девчонку, дабы подтвердить кровнорожденность подручной, после осмотра велел ей выйти. Наедине задал мне вопрос, уверен ли я в том, что эта хрупкая невинность сможет противостоять грубой мощи на офицерском сражении. Я не знал, но зерно здравого сомнения зародилось в мыслях.

Как и постыдное желание примириться.

Вся моя натура противилась последнему – примириться. Вот так пойти с повинной головой и сказать – что?

В самом деле, я не знал, что следовало говорить. Схватиться на клинках – это мы запросто. Кирпичом об голову и коленом в живот – да хоть сейчас! А вот найти подходящие слова после всего того, что было…

Прав Кондратьич, стократно прав. Буду теперь твердить себе об этом до конца жизни. Воспоминание о старике отозвалось горечью – мой мастер-слуга так и не пришел в себя. Менделеева сказала, что смогла стабилизировать его состояние, вот только стабильно плохо – это все еще охренеть как нехорошо.

Ходил к нему вчера, сидел у больничной койки. Врач давался диву – на его памяти представители благородных родов крайне редко проявляли столь трогательную заботу о своих слугах.

Я совал ему деньги без счету, а он больше не задавал лишних вопросов.

– Неужели тебе не страшно? Ты его подручного видела?

Она вновь вместо ответа попросту кивнула. В ее глазах было нечто жуткое: словно ей было не просто все равно.

Она жаждала, чтобы он напротив – был еще больше и монструозней.

Офицерский корпус застыл в предвкушении с самого утра. Словно все иные развлечения канули в лету, будущая опора страны с нетерпением, едва ли не потирая ручки, ожидала того, что случится ровным счетом после обеда.

Меня с ног до головы окутало сладкое, нагоняющее жуть волнение. Вдруг проиграю? Что будет, если выиграю?

Дельвиг с Женькой только подливали масла в огонь. Толстяк готов был то грызть собственные ногти, то слагать балладолегенды о предстоящем сражении. Женька, словно пронырливый лис, был повсюду и по секрету шепнул, что среди дружков Орлова ходит слух.