Выжившие огрызались чем могли и как умели, но уже в десятки раз слабее прежнего.

Мне почти так и виделось, как Орлов смотрит на меня с моей же убогой трехсоткой и давит поселившуюся внутри надменную ухмылку.

Войска по правому флангу с победным ревом ринулись в атаку. Громогласное ура, словно вырвавшееся из фильмов про войну, норовило обратить в бегство чудом уцелевшие отряды потомков янычар.

Турки, еще недавно жавшие атаку по всем фронтам, обещая в скором времени ухнуть из обороны в контрнаступление, сломались.

Я что было мочи рванул к развалинам башни – может быть, сама она и утратила былой блеск и силу, но представлять опасность не перестала.

Защитники укрепления встали перед нами стеной, вклинились в наши ряды и навязали бой.

Выскочивший прямо передо мной турок замахнулся ятаганом, но я оказался шустрее – вспорол ему брюхо от самого живота и до шеи. Пинком толкнул его в груду подступающих вражеских пехотинцев. Медик, словно жутко молчаливое воплощение Кондратьича, загонял в винтовку один патрон за другим. Боевым магом он высекал заклинания. И почему только ничего подобного Кондратьич не догадался взять с собой туда, в туннели? Там бы такая штука пригодилась как никогда кстати.

Правый фланг рвал и метал. Единым потоком людей он вклинился в остатки вражеской пехоты, сметая ее на корню. Слабое сопротивление стражей врат было подавлено меньше чем за секунду – в самом деле, на что надеялись те два олуха, тупо уставившиеся на несущуюся прямо на них волну?

Ворота распахнулись еще до того, как кто-то успел поднести к ним взрывчатку – толщь дерева обрушилась на еще только готовящих заряд саперов. Армия, невесть откуда взявшаяся, хлынула на нас, стылой водой вмешалась в жар нашей атаки.

И тут я увидел его.

Костолом Орлова был прекрасен в своем величии. Обнаженный по пояс, презревший броню как класс, он вырвался едва ли не из-под земли, раскидывая выживших защитников башни, словно кегли. Голый торс блестел от пота, на могучем теле играли и лоснились круглые, покатые мышцы – ему не хватало разве что солнечных очков на носу.

Право зваться костоломом он отрабатывал на все сто – ломал шеи туркам, словно куропаткам. Могучими ударами сотрясал землю, вырывая равновесие прямо из-под ног противника. Могучие прыжки с молодецким уханьем всегда заканчивались тем, что свою жизнь под его ботинками кончали несколько солдат. Не давая в ужасе бежать их собратьям, словно вшивых котов, он ловил их за шкирку, ломал о колено. Грохот боя то и дело прерывался мерзкими хрустом и хлюпаньем.

Орлов не давал усомниться и в своих способностях. Мажорчик, не так уж и редко лажавший на глазах у остальных, получил свои пять минут славы. Будь здесь девчонки, они визжали бы от радости. Красные, невероятных размеров звенья цепи простирались из его рук. Он вертелся веретеном, обращаясь в воистину вихрь смерти, размалывая всякого, кому не посчастливилось оказаться на его пути.

Чародейские кандалы опутывали собой потомков янычар горстями. Словно жуткий судья, Орлов был верен заветам своего отца и безжалостно выносил им один кровавый приговор за другим.

Мы с Лиллит переглянулись: противники и в самом деле были не лыком шиты. Не полагаясь на одну лишь магию, Орлов крошил подступающих к нему турков офицерским кортиком: тот жалил, словно взбешенная пчела.

Позади них был точно такой же медик, как и у нас, но прихрамывал на обе ноги. То ли умел лечить только остальных, то ли в этом был какой-то особый сакральный смысл.

Я глянул на нашего работника отхила и оживления и лишь покачал головой. В данной истории он непись – видит во мне союзника, в турках врага, а что там до других игроков на этом поле боя, так они его попросту не касаются.