Глас разума прозвучал Ибрагимовым наставлением выкинуть подобные глупости из головы: такого в офицерском корпусе точно не потерпят. А вылететь из него в тот же день, в который попал, – та еще перспектива.
– Собака, – зло проговорил Орлов, вставая на ноги.
В его глазах пылала самая настоящая злоба. Рукав еще недавно новой рубахи был порван, под глазом пунцовел наливающийся синяк. Я отпрянул в сторону, поняв, что шутки кончились. Если до того меня хотели попросту избить, задав пару неприятных вопросов, то сейчас Орлов жаждал только моей смерти. Будто увиденное им кольцо воспламенило тлеющие угли вражды.
Цепь свистнула у меня над головой, чуть не врезалась в плечо. Хрустнула белая кафельная плитка, крошевом осыпаясь на пол. Решив больше не играть со мной в поддавки, мажорчик воззвал к последнему доводу.
К магии.
Он пылал азартом. Стиснув кулаки, готовился осыпать меня ударами. Заковать в магические кандалы, нацепить на шею неподъемную гирю, облечь в одежку каторжника. Словно из воздуха рождалась крепкая сталь захватов. Магия сцепляла звенья одно за другим – раскаленные докрасна цепи готовы были к бою.
– Сдурел? – Едва пришедший в себя здоровяк, к моему удивлению, оказался куда разумней других, вдруг выскочив между нами. Шлепком сбил творящиеся неприятности для меня. Заклинание, едва потеряв концентрацию заклинателя, тут же рухнуло наземь ворохом медленно тающих искр.
– Сдурел? – повторил великан, накинувшись на Орлова, заключая его в могучие объятия. – За магию тебя вышвырнут, словно паршивую собаку!
– Пусти! – Мажорчик вырывался, исходя потоками бессильной злобы. Когда гигант приподнял его над землей, принялся барахтаться, словно брошенный в воду ребенок. – Пусти меня, я ему задам, слышишь? Пусти! И кольцо…
Словно не желая пачкать свою находку грязью чужой брани, я резко нагнулся, подняв трофей, пряча в карман. Пока драчун, который получил от меня вторым, пытался прийти в себя, шмыгнул мимо «влюбленной парочки», вынырнув наружу. Пусть тут как-нибудь сами разберутся и без моей помощи.
В голове гудел самый настоящий рой мыслей и чувств. Где-то во мне бурлило гадкое, абсолютно детское желание хоть кому-нибудь, да пожаловаться на злодейку-судьбу за подобные выкрутасы.
– Ты что-то долго, – обеспокоенно окликнул меня Леня. По его виду мне казалось, что он и удивлен, и рад моему возвращению. Не иначе, видел, как следом за мной в уборную заспешила благородная троица. Трудно было винить простодушного толстяка в трусости. Вряд ли он хоть когда-то в своей жизни отличался отважным нравом, да и что бы он сделал? Побежал за учителями? А за какими? Мы здесь только первый день…
– Разве мы куда-то спешим? – как можно небрежней отозвался, поправляя волосы и рубаху, еще раз ощупывая перстень в кармане кителя. Ох, чуял я, что эта маленькая безделушка если не вскроет не самый настоящий гнойник местного благородного общества, то точно натворит не меньших дел.
Глава 2
Чай был горячим. Я одарил принесшую нам его кошкодевочку изучающим взглядом: коротенькое платьице, раскачивающийся из стороны в сторону кошачий хвост, круглые бедра, будто так и призывающие влепить по мягким ягодицам…
Зная о своей красоте, она готова была улыбаться и манерничать с кем угодно, лишь бы платили. Вспомнив о последнем, хлопнул себя по карманам и осознал, что пока еще нищ, сер и вовсе голодранец. Надо будет узнать на тему родового наследства у Ибрагима, не могло же быть так, что отец Рысева оставил своего отпрыска ни с чем. Или же все сгорело в огне? Или все отобрали после подозрения в шпионаже?
– Я заплачу, – ответил Женька, небрежно махнув рукой куда-то в сторону, разом решая мою проблему. Леня же был все еще под впечатлением от того, что случилось в корпусе. Сейчас он смотрел на меня теми же самыми глазами, как и ранее на генерала. Прятал бурлящие в глубине его души мысли за маской простого волнения. Словам было тесно в его глотке, они рвались наружу, минуя стеснение и легкий страх.