Выезжал из Киева неохотно: расхворалась и лежала в жару Любава. Прощаясь, прошептала пересохшими губами:
– Ты вернёшься, Жданко? Возвращайся, я же осталась одна-одинёшенька на всём белом свете… Теперь никого у меня нет…
На её глазах выступили слёзы. У Ждана от жалости перехватило дыхание.
– Я пойду к князю и отпрошусь… Пускай другой поедет…
Но Славута слышал их разговор и строго предупредил:
– Куда? Князья не любят, когда не выполняют их повелений! Поезжай, милый, и не медли! А за Любаву не бойся: молодая – поправится. Да и мы за ней тут вместе присмотрим…
И вот он, забрызганный грязью, измученный дальней дорогой, оставив коней у коновязи, направился к хоромам князя Игоря. А навстречу Янь. Шапка, как всегда, на затылке, из-под неё выбивается тугая прядь русых волос, на румяном лице удивлённо-радостная улыбка, а руки раскинуты для объятий.
– Ждан! Откуда ты? Мы думали, тебя уже и на свете нет!..
Ждан дал себя обнять, но радости Яня не разделил. Тревожила предстоящая встреча с Игорем.
– Я к князю…
– Так вот и сразу? Аль ждёт он тебя?
– Из Киева с письмом я к нему…
– Ого! Так ты, значит, и в Киеве успел побывать? А мы только на днях вернулись из похода… Гляди какой шустрый! – Янь покрутил головой, а потом добавил: – От кого письмо? От Святослава? Знаем, что старый пишет! Не очень-то его письмена понравятся нашему князю… Да уж ладно. Ничего не поделаешь, иди…
Игорь сидел в светлице. Он никак не ожидал появления Ждана и потому с необычным для надменного князя удивлением уставился на своего вдруг воскресшего конюшего.
– Ты живой, оказывается? Где это тебя носило? Мы весь Глебов перевернули – не нашли… Где был? Говори немедля! Как посмел меня без запасного коня оставить?!
– Я в Киеве был, княже.
– В Киеве? Да как ты дерзнул туда направиться? И зачем?
– Я свою наречённую спасал… – Ждан склонил голову, ожидая взрыва княжеского гнева. Но Игорь промолчал. Подбодрённый этим, Ждан рассказал всё, как было, – и про Любаву и её деда, и про нападение на их хижину северских воинов, и про убийство старого и ранение девушки. А потом добавил: – Куда было деваться Любаве? Взять её с собой? Долгой дороги до Новгорода-Северского не выдержала бы… Оставить пораненную в разорённом Глебове? На кого? Ведь там одни трупы убиенных людей и головешки от спалённых хижин… Тогда и надумал, что иного пути нет, как везти её в Киев, к Самуилу… Он приветил нас и повёл её лечить к Славуте.
– Ты видел Славуту? Как он там?
– Крепкий, здоровый… Вспоминал тебя, княже.
Лицо Игоря на миг просветлело.
– Добрым словом иль лихим?
Ждан замялся, потом выпрямился и, глядя в глаза князю, сказал:
– Да… И добрым… и лихим.
– За что же лихим?
– За Глебов, княже…
– За Глебов… Гм… Это ты ему разболтал?
– Карай или милуй – я, княже… Должен был правду сказать… Однако слухи и так дошли бы… Разные… Я же ему только правду… Как было…
Игорь насупился. В глазах вспыхнул холодный блеск.
– И князь Святослав знает?
– Знает, княже… И не только знает, а и письмо тебе со мной прислал.
Ждан достал из-за пазухи тугой свиток пергамента. Игорь торопливо сорвал восковую печатку, впился глазами в размашистое великокняжеское послание. И чем дальше читал, тем становился мрачнее.
Потом бросил свиток на стол и разразился бранью:
– Проклятье! Он называет меня отступником, погубителем земли Русской. Будто не князь я, а холоп! Будто он святой, а я грешник!.. А кто у нас Чернигов отобрал? Кто в течение стольких лет поднимал меч на великого князя Киевского Рюрика Ростиславича, пока не заставил его поделиться властью? Кто разжигал межусобицы между русскими князьями – я или он? И после всего этого он смеет бросать мне упрёк, что я-де отступник! Проклятье! – Тут Игорю в голову пришла какая-то новая мысль, и он вдруг странно взглянул на Ждана, схватил за грудки, тряхнул изо всех сил: – Это ты, холоп, оговорил меня перед Святославом? Ты наболтал ему лишнее про Глебов? Да ещё осмелился привезти сюда это неправедное письмо, будто не мог догадаться, что тут ждёт тебя! Иль, может, понадеялся, что заступничество Святослава от всего защитит? Ты – смерд, холоп, раб! Я вытащил тебя из грязи, а ты меня так отблагодарил?