Свенгельд захохотал, но весело было во всей гриднице ему одному. Логи-Хакон слегка побледнел: старик совершенно открыто высказал все то, о чем ему в Киеве говорили Ингвар и Эльга – только не упоминая о Соколине, – а здесь давала понять Предслава.
Соколина поставила кувшин на ближайший край стола, резко развернулась, так что коса ее мелькнула в воздухе, будто русая молния, и выскочила за дверь. Кмети проводили ее глазами. На лицах у одних было изумление – до них только сейчас дошло, к чему дело клонится, у других – напряженное внимание, у третьих – негодование.
Последним отличались в основном молодые. Мало кто из них был равнодушен к Соколине – красивой, бойкой, резвой. Она была и хозяйской дочерью, сиявшей над дружиной, будто богиня Солонь, и отчасти их товарищем. Иные выросли с ней вместе, иные застали ее уже взрослой, и любой без раздумий отдал бы за нее жизнь. Но вот ее саму они не отдали бы никому! Любой посягнувший на нее, пусть даже и с согласия Свенгельда, становился в глазах этой стаи врагом.
Логи-Хакон, выросший при дружине и хорошо все это понимавший, ничуть не удивлялся теперь, почему на него смотрят с таким вызовом и враждебностью. Отвечай его желания желаниям Свенгельда, он не замедлил бы принять вызов от любого, с кем при его происхождении было бы не зазорно схватиться.
– Однако… сдается мне, девушка не очень-то хочет участвовать в таком состязании… – промолвил он, пытаясь выйти из положения без урона для своей и хозяйской чести.
– Ох, да верно ли, ты – родной брат Ингвара? – Свенгельд издевательски покачал головой. – Он-то свою жену ждал восемь лет и под конец выкрал, а потом еще ходил войной на твою Ловать, чтобы раздобыть ее приданое! А ты что? Девка хвостом вильнула, ты уже и сник! Видать, пока до тебя дело дошло, кровь у родителей к старости поостыла!
– Мои родители… – Логи-Хакон сверкнул глазами и встал: бывший хирдман Ульва-конунга уж точно не имел права хулить его после смерти, чем бы ни стал он сам за эти годы.
– Ладно, ладно, – перебил его Свенгельд, выставив вперед ладонь, на которой не хватало двух пальцев. – Мир! Я не оскорблю памяти моего старого вождя. Мне уже скоро пить с ним в Валгалле, и я не хочу, чтобы он прямо на пороге встретил меня хорошим тычком в зубы. У меня их не так уж много осталось… А ведь прежде бывало! Помню, как-то раз, когда мы оба с ним были моложе тебя…
Свенгельд пустился в воспоминания. Но Логи-Хакон, хоть ему и было любопытно послушать о молодости отца, весь остаток вечера, не подавая вида, изводился от беспокойства. Он все надеялся, что Свенгельд шутит. Но чутье подсказывало: за стариковскими шутками скрываются далеко идущие замыслы. В которых ему, Логи-Хакону, отведена большая доля, чем ему бы хотелось.
На следующее утро Соколина явилась ко мне красить пасмы. Я не ждала ее так скоро и обрадовалась: хотелось узнать, что у них там новенького. Со вчерашнего дня я не знала покоя, и вид ее не облегчил моего сердца: Соколина выглядела и расстроенной, и раздосадованной. Но высказаться она желания не проявляла, и мы взялись за дело.
Летом мы красили на реке, для чего на берегу был устроен очаг. Дров я велела натаскать заранее, теперь оставалось только развести огонь и повесить большой котел, куда я вывалила целое ведро желтых цветочных метелок «заячьей крови». Вчера мы чуть не весь день бродили по опушкам с Хаконом и челядинками: он тоже рвал «заячью кровь», потом уже дома, в овине, помогал отделять стебли от цветков, которые надо было разложить по разным ведрам. Дети тоже крутились рядом, привыкнув к новому дяде. Это было не очень-то мужское занятие, но зато мы обо всем поговорили. Честно сказать, поначалу меня больше всего волновало, есть ли у него невеста. Если Хакон получил меч в год рождения Святши Ингоревича, а Святша сам получил меч год назад, значит, Хакону уже лет двадцать пять. Да и по виду его было ясно, что это мужчина зрелый. Мой отец женился в двадцать, и у него в эти годы было уже двое детей – мой старший брат Оди и я.