— Матвей, еще раз здравствуйте, — бодро приветствую его, пока он пожимает протянутую руку Нади.

— Не нашла Олега? — спрашивает он и выпрямляется. — Давай я позвоню и спрошу, где он. Хочешь? — предлагает, доставая телефон.

— Нет. Нашла, — останавливаю его. — Дело в другом, Матвей. Помните, вы говорили про дом? Хотели мне его подарить?

— Помню, — кивает он.

— Предложение еще в силе?

— Дом записан на тебя, Стефани. Документы у меня в сейфе. Сейчас принесу, если нужно.

— Не стоит! — произношу эти слова, чувствуя некоторое волнение. — Пусть побудут у вас пока, — решительно выдыхаю и делаю еще один шаг к своей самостоятельности. — Вы не могли бы нам его показать? Наде сейчас будет полезен свежий воздух, вот я и подумываю переехать. К тому же я хотела бы и дальше заниматься с Антоном. А вы говорили, что дом близко.

— Да, совсем недалеко, — отвечает он и разворачивает меня спиной к себе. — Вон тот, с красной крышей. Это ваш.

— Так… близко? — растерянно хлопаю ресницами. — Здесь же минуты три ходьбы от вас.

— Есть такое, — довольно тянет Воронцов. — Пойдем, я вам его покажу? У тебя же ключи есть или второй экземпляр из сейфа достать?

— Есть, — показываю связку.

— Мам, у нас что, будет дом? — восклицает Надя. — Прямо как у Олега? И дом, и квартира?

— Ага.

— Ура! Я буду как Олег!

Стефани

— Как я понимаю, у Нади с Олегом приятельские отношения? — начинает Воронцов как бы невзначай.

Дочь чуть дальше нас впереди скачет как зайка по пути к нашему новому дому.

— Да. На удивление теплые отношения. Сама в шоке, — признаюсь мужчине. — Но, думаю, все из-за Олега. Когда человек добрый, дети к нему тянутся. А ваш сын… Он просто прекрасный мужчина. В нем есть то, что словами не выразить, но оно ощущается.

— Да, — соглашается Воронцов и печально вздыхает. — Олег такой. В маму.

— А мне кажется, что в вас, — ухмыляюсь одними уголками губ и продолжаю. — Просто он не закрылся от всего мира после смерти близкого человека. А вы это сделали.

Отчасти я знаю, что на самом деле Матвей совсем другой. Я помню, каким он был до смерти первой жены. И я знаю, что это нельзя просто потерять, — можно лишь скрыть, спрятать за маской черствости.

И, думаю, Маша рассмотрела Матвея в свое время. Влюбилась и даже ребенка от него родила.

— Ты ведь знаешь, что я Олегу неродной отец? — интересуется мужчина.

— Да, папа говорил, — не отрицаю. — Но вы его вырастили. Не имеет значения, кто дал свою ДНК. Главное то, кто вложил в голову ребенку, что правильно, а что нет. Ведь именно вы это сделали, — озвучиваю, что думаю. — Ваша жена рано умерла. Вам пришлось взять все в свои руки и воспитать мальчика, который называет вас отцом. И здесь уже совершенно наплевать, родной он или нет. Он ваш сын.

— Вероятно, ты права, — хмыкает он. — Но Олег вырос похожим на мать.

— Возможно, — развожу руками. — И обидчивый он в нее? Все не может простить вам Машу?

— Всего пара дней прошло, — Матвей разом меняется в лице. — Пока не может. Злится на меня, — вздыхает. — Я понимаю, что виноват. Но я хотел его уберечь. Вначале от Антона. А с Машей… разве я виноват, что мы полюбили одну и ту же женщину? Я дал им возможность быть вместе. Маша об этом знает. Между нами с Машей сейчас ничего, кроме дочери, нет. Она может к нему вернуться.

— И вас это не задевает? — интересуюсь. — То, что она может выбрать не вас?

— Меня это злит, — признается он. — Но это будет ее выбор. Ей следует понять, кого она любит, а с кем хочет быть.

— Я не поддерживаю вашу идею, — говорю, максимально понизив голос. — Бросить парня, чтобы он согласился спасти своего брата. Глупо и бесчеловечно! И сейчас из-за этого ваш любовный треугольник наполнился еще большим непониманием. Сложно сейчас всем троим.