Меня похлопали по щекам, и голос Влада позвал:

— Ада, очнись! Ну давай же!

Открыв глаза, я изобразила растерянность:

— А что случилось?

— Ты упала в обморок, — объяснил парень, радостный от того, что я из обморока выпала обратно.

— Ой… Как неудобно… — пробормотала я, поднимаясь. Мне очень хотелось вскочить, оттолкнув протянутые с двух сторон руки, но пришлось пересилить себя. Нельзя портить легенду.

— Ничего удивительного, — Кобринец умудрялся шипеть, даже когда в словах не было ни одной шипящей. — Не каждый день видишь труп в собственной комнате.

— А-а-а, труп! — вяло взвизгнула я, думая о своём, и меня тут же принялись утешать, успокаивать, а ещё и Нелька подключилась:

— Адочка, ужас какой, дорогая! Как же не повезло в первый же день! Пойдём к нам, у нас есть травяной чаёк, посидишь, пока тут всё уберут, пойдём, пойдём, я возьму твой чемодан…

— А может, ко мне, Вронская? — недобро зыркнув на лисичку, предложил Влад, но я была ещё в здравом уме, поэтому вежливо отказалась:

— Спасибо, конечно, но я пойду к девочкам.

— Как хочешь, — он пожал плечами, но остался недоволен.

Остальные актёры недавнего спектакля потихонечку расходились. Я не успела увидеть, кому принадлежал женский голос, но не волновалась на этот счёт. Маргариту Аресовну я ещё встречу. А вот домовой — кряжистый крохотный мужичок с короткой шкиперской бородкой — уже убежал и вернулся с высокой брюнеткой и малюсенькой тёткой в платочке. Первая оказалась ведьмой — я разглядела у неё на лице серые пятна — а вторая, домовичка, деловито притащила огромные для неё швабру и веник. Убирать будут. Одна манну, другая пыль. Ну и ладно, разберусь позже.

У Нельки оказалось светло, красиво и чистенько. Она жила с двумя соседками: ещё одной лисичкой и рысью, которая мне сразу не понравилась. От лисичек исходило неукротимое любопытство с хитринкой, свойственной их роду, а вот от рыси — только высокомерие. Видимо, ей не понравилось, что я не показываю сущность, как это принято. Ну прости, дорогая, я инвалид, поимей немного уважения к врождённому уродству.

Меня усадили с комфортом, окружили всяческой заботой, даже чай подали уже в чашке и с печенькой. А потом засыпали вопросами, на которые я старалась отвечать, хотя угнаться за полётом мысли теплокровных оборотней было нелегко. Да, оборотень, нет, не умею, нет, проблем не создаёт, я привыкла, да, из Москвы, нет, хочу яды и всё тут, а у нас спецов маловато, и квалификация оставляет желать лучшего… Нет-нет, девочки, спасибо за предложение, конечно, но я всё же подожду свою комнату, не хочу вас стеснять, да и кровати лишней у вас нет, пусть, неважно, я крепко сплю по ночам, призрак умершей Иры Ивановой меня не потревожит!

В самый разгар беседы в комнату постучали. Алиса, подружка Нельки, откликнулась весело:

— Войдите!

И вошла женщина. Правда, выражение её лица дружественным назвать было можно с большой натяжкой. Она остановилась посреди комнаты и уперла руки в боки. От этого жеста девчонки сразу притихли и скукожились, даже в размерах уменьшились слегка. А женщина ядовитым тоном спросила:

— Я не поняла, а что это тут за посиделки такие?

— Маргарита Аресовна, мы новенькую чаем поим, у неё потрясение! — пролепетала Нелька, приподняв чашку. Ах, значит, вот она, Аресовна. Довольно-таки ещё молодая, с правильным, чисто славянским лицом, голубоглазая блондинка, но, как и у Полоза, холодный взгляд, поджатые губы, ироничный прищур. Змея, бр-р-р…

— Потрясение надо лечить в медкабинете, — заявила Маргарита, как отрезала. — А у вас, между прочим, лекции прямо сейчас. Извольте разбежаться по аудиториям! А вы, Вронская, к декану. Немедленно!