Меня похлопали по щекам, и голос Влада позвал:

– Ада, очнись! Ну давай же!

Открыв глаза, я изобразила растерянность:

– А что случилось?

– Ты упала в обморок, – объяснил парень, радостный от того, что я из обморока выпала обратно.

– Ой… Как неудобно… – пробормотала я, поднимаясь. Мне очень хотелось вскочить, оттолкнув протянутые с двух сторон руки, но пришлось пересилить себя. Нельзя портить легенду.

– Ничего удивительного, – Кобринец умудрялся шипеть, даже когда в словах не было ни одной шипящей. – Не каждый день видишь труп в собственной комнате.

– А-а-а, труп! – вяло взвизгнула я, думая о своём, и меня тут же принялись утешать, успокаивать, а ещё и Нелька подключилась:

– Адочка, ужас какой, дорогая! Как же не повезло в первый же день! Пойдём к нам, у нас есть травяной чаёк, посидишь, пока тут всё уберут, пойдём, пойдём, я возьму твой чемодан…

– А может, ко мне, Вронская? – недобро зыркнув на лисичку, предложил Влад, но я была ещё в здравом уме, поэтому вежливо отказалась:

– Спасибо, конечно, но я пойду к девочкам.

– Как хочешь, – он пожал плечами, но остался недоволен.

Остальные актёры недавнего спектакля потихонечку расходились. Я не успела увидеть, кому принадлежал женский голос, но не волновалась на этот счёт. Маргариту Аресовну я ещё встречу. А вот домовой – кряжистый крохотный мужичок с короткой шкиперской бородкой – уже убежал и вернулся с высокой брюнеткой и малюсенькой тёткой в платочке. Первая оказалась ведьмой – я разглядела у неё на лице серые пятна – а вторая, домовичка, деловито притащила огромные для неё швабру и веник. Убирать будут. Одна манну, другая пыль. Ну и ладно, разберусь позже.

У Нельки оказалось светло, красиво и чистенько. Она жила с двумя соседками: ещё одной лисичкой и рысью, которая мне сразу не понравилась. От лисичек исходило неукротимое любопытство с хитринкой, свойственной их роду, а вот от рыси – только высокомерие. Видимо, ей не понравилось, что я не показываю сущность, как это принято. Ну прости, дорогая, я инвалид, поимей немного уважения к врождённому уродству.

Меня усадили с комфортом, окружили всяческой заботой, даже чай подали уже в чашке и с печенькой. А потом засыпали вопросами, на которые я старалась отвечать, хотя угнаться за полётом мысли теплокровных оборотней было нелегко. Да, оборотень, нет, не умею, нет, проблем не создаёт, я привыкла, да, из Москвы, нет, хочу яды и всё тут, а у нас спецов маловато, и квалификация оставляет желать лучшего… Нет-нет, девочки, спасибо за предложение, конечно, но я всё же подожду свою комнату, не хочу вас стеснять, да и кровати лишней у вас нет, пусть, неважно, я крепко сплю по ночам, призрак умершей Иры Ивановой меня не потревожит!

В самый разгар беседы в комнату постучали. Алиса, подружка Нельки, откликнулась весело:

– Войдите!

И вошла женщина. Правда, выражение её лица дружественным назвать было можно с большой натяжкой. Она остановилась посреди комнаты и уперла руки в боки. От этого жеста девчонки сразу притихли и скукожились, даже в размерах уменьшились слегка. А женщина ядовитым тоном спросила:

– Я не поняла, а что это тут за посиделки такие?

– Маргарита Аресовна, мы новенькую чаем поим, у неё потрясение! – пролепетала Нелька, приподняв чашку. Ах, значит, вот она, Аресовна. Довольно-таки ещё молодая, с правильным, чисто славянским лицом, голубоглазая блондинка, но, как и у Полоза, холодный взгляд, поджатые губы, ироничный прищур. Змея, бр-р-р…

– Потрясение надо лечить в медкабинете, – заявила Маргарита, как отрезала. – А у вас, между прочим, лекции прямо сейчас. Извольте разбежаться по аудиториям! А вы, Вронская, к декану. Немедленно!