Свежий утренний ветер щипал лицо, заставив опустить подбородок в непромокаемый плащ и слегка подтолкнуть мула вперед к дому нашего первого читателя. Еще до восхода солнца мы начали переходить туманный залив, темные воды которого покусывали запястья животного, от возбуждения навострившего уши. Поздние апрельские ветры плутали в острых зазубренных листьях оксидендрумов, дразня и расчесывая короткую седую гриву мула. За заливом лежали горы, распустились нежные зеленые листья галакса в форме сердца и рос плющ, прорывающийся сквозь заброшенные лесные могилы и многовековые бугристые корни, покрытые остатками иссушенных листьев светло-коричневого цвета, рассыпавшихся по плодородной почве.

Услышав всплеск, Юния замерла посередине реки, и то ли заржала, то ли всхрапнула от страха.

– Тише, девочка моя, – увидев лягушку, успокаивала я и гладила мула по гриве, – Тише. Успокойся.

От недоумения испуганный зверь вилял хвостом, смотря на деревья и дорогу, ведущую к дому Фрейзера. – Спокойней, Юния. Мы же на книжном маршруте. – Я натянула поводья в левую сторону, чтобы она не поворачивала голову вправо и не вспоминала его.

Этот мул стал моим наследством, а больше у Фрейзера ничего не было, кроме мелочи в три доллара, черной как смола плевательницы и собственного имени. До замужества я, как и большинство других книжных дам, брала мула в аренду у конюшни мистера Мерфи, платя по пятьдесят центов в неделю. Для таких маршрутов хорошо подходила его лошадь или маленький ослик, но у меня рука не поднималась оставить умирать бедное создание, привязанное к дереву.

Шерсть была залита кровью, из открытых ран виднелась плоть, свисающая к промерзшей земле. Но по одному взгляду на зверя мне стало ясно, что она обязательно выживет, и никакие тяжелые удары с глубокими укусами не сломят ее волю. Эти карие глаза говорили, что вместе мы со всем справимся.

– Она проблемная. Ломаного гроша не стоит. Продай ее! Коню хоть можно приказывать, а осла просить. Лошади с радостью выполняют все твои поручения. Они лучше служат. А что мул? Это просто чертово недоразумение. Особенно вот с этой упрямой скотиной, – ругался Па, указывая пальцем на Юнию, – с ней ты найдешь себе приключений на одно место. Ей самое место в шахте, – отвернувшись, продолжал ворчать отец.

Я спорила с ним на повышенных тонах. А все дело в том, что если с вечера никто не работал в шахте, то приходилось приносить жертву. Боясь скопившегося газа, люди с первым лучом солнца отправляли внутрь мула, привязав к нему свечу или карбидную лампу. Если не было слышно взрыва, не видно дыма или несущегося из шахты животного, объятого пламенем, то только тогда шахтеры понимали, что можно заходить и работать.

С большой неохотой, но Па все-таки разрешил мне привести домой пожилую страдалицу. Я купила ей тюбик лечебной мази, старое седло и несколько мягких попон. Ушел целый месяц, чтобы выходить голодного побитого зверя. Еще месяц пришлось ее отучать лягаться и кусаться. Ни Па, ни любой другой мужчина не смели стоять рядом на расстоянии вытянутой ноги, иначе она могла ударить или больно ущипнуть потенциального обидчика своими длинными челюстями. Но несмотря на весь суровый нрав по отношению к сильному полу, я съездила на ней в город, и меня приятно удивило, что с детьми и женщинами она вела себя гораздо послушнее и сговорчивее.

Юния подняла морду, и я проследила за ее взглядом, попутно прислушиваясь к бризу, играющему с моей мочкой. Доктор сказал, что другая половина никогда не заживет, а пока он ни разу не ошибся. Закрыв ладонью нормальное ухо, я по-прежнему слышала шум, исходящий от больного.