Одиссей аккуратно уложил фотографию обратно во внутренний карман куртки, сложил казенную бумагу, положил её в карман брюк – и, вздохнув, направился к гостинице, немного припадая на левую ногу; с этой минуты для него начиналась новая жизнь, и ответ на вопрос, какой она будет – оставался пока за наглухо задернутым пологом мрака неизвестности…

Подполковник Левченко поднимался на второй этаж Управления, весьма довольный проведённой операцией. Правда, теперь на его голову сваливалась целая куча проблем по легитимизации новоявленного Бондаренко Александра Мирославовича, каковая легитимизация потребует целой тучи вспомогательных документов, начиная от военного билета и кончая справкой из ЗАГСа о расторжении брака – но главное было сделано. То, что у майора Ведрича по этому поводу будет пару недель болеть голова – так на то майор и занимает такую должность; пущай на двоих со своим капитаном выискивают расформированные воинские части, разорившиеся фирмы и канувшие в лето ЖЭКи, чтобы новоявленный гражданин вильной, самостийной та незалежной Украины мог стать добропорядочным членом общества, получив полные права этого самого гражданства, включая возможность избирать и быть избранным.… Если, конечно, таковые права нашему украинскому неофиту когда-нибудь понадобятся. На то майор и получает своё жалованье. А у самого подполковника теперь задача одна, приятная во всех отношениях – доложить Калюжному о блестящей проведённой переброске.

– Разрешите, Максим Владимирович? – спросил Левченко, приоткрыв дверь генеральского кабинета.

– Давай! – генерал махнул рукой, продолжая внимательно и, как показалось подполковнику, без особой радости на лице читать какую-то бумагу.

Когда Левченко вошёл и прикрыл за собой дверь – генерал, отложив в сторону листок с короткой надписью от руки, глянул на подполковника и, потеплев глазами, спросил:

– Удачно?

– Так точно. Сегодня отзвонился на мой оперативный, где-то час назад. Уже три дня в Бресте, два часа назад от Тетриса получил на руки паспорт и деньги.