Полковник брезгливо поморщился.

– Там, наверху, сейчас такая свистопляска – хоть святых выноси. Ты же знаешь, вчера было подписано соглашение, что вся недвижимость ЗГВ переходит в собственность Германии. Чернилевский и Искаков вешаются – Бурлаков приказал вывезти всё, до последнего патрона, морем – поляки что-то до хера требуют за транзит. И ты, и я – знаем, что всё вывезти мы никак не сможем – хоть морем, хоть сушей, хоть по воздуху. А телепортация всё еще остаётся славной выдумкой фантастов.… Так что, сам понимаешь, как минимум треть имущества придётся бросить – во всяком случае, нашего, инженерного: когда подписывали график вывода, с Цветковым никто ничего не согласовывал. А посему я тебе примерно отвечу, что о наших проблемах скажут сверху. А скажут нам, друг мой сердечный Микола Звягинцев, вот что: «вы там, блядь, вообще охренели? Простейший вопрос не можете решить? Изыскивайте возможности!». Вот и всё, что мы услышим от генералов Шуликова и Цветкова – это в самом лучшем случае.

Майор почесал затылок.

– Так ведь.… Это ж не десяток мостовых ферм бросить, или там, скажем, парочку отслуживших своё скреперов или задроченных бульдозеров, которые дешевле здесь на металлолом сдать, чем домой везти? Ежели мы ТАКОЕ здесь просто так оставим – если узнают в Москве, головы полетят! В том числе и наши…

Полковник покачал головой.

– А никто про «просто так оставить» и не говорит. Ты мне сейчас напишешь рапорт, что изделие номер одиннадцать благополучно извлечено и доставлено – ты куда доставил десятую и двенадцатую железяки?

– В Штендаль, на склад триста тридцать восьмого батальона двести седьмой мотострелковой… – Майор непонимающе уставился на Антоновича.

– Вот так и запишешь, что изделие доставлено вместе с остальными двумя, в целости и сохранности, на склад инженерного имущества второй гвардейской танковой армии. У тебя акт передачи, надеюсь, еще не завизирован командиром двести седьмой?

– Пока нет… Машины мои у них просто в парке стоят, я, как только понял, что в Яснице засада – тут же на машину и в Людвигслюст, а потом сюда, через Потсдам; с машинами в Штендале я капитана Маркова оставил.

Полковник подумал, повертел в руках ручку, затем решительно приказал:

– Сейчас берешь дежурный «Урал», грузишь на него станцию обеззараживания воды – во-о-он бойцы её заканчивают досками обшивать, она по весу и размерам подходит под наше изделие, тоже килограмм четыреста весит – и вместе с ней едешь в Штендаль. Там сдаёшь её вместе с остальными изделиями на склад триста тридцать восьмого, визируешь это дело у завсклада и комбата, потом чешешь в штаб двести седьмой, подписываешь бумаги у зам по тылу и у комдива – и едешь ночевать в третью ударную, в сто двадцать первый батальон, что в Рослау. Ну, ты знаешь, мы у них там в прошлом году на Эльбе рыбачили.

Майор кивнул.

– Завтра утром возьмешь у майора Бельского два миксера с бетоном – они сейчас мост у Дессау восстанавливают после наших доблестных танкистов; я ему позвоню, договорюсь без лишних бумажек – и вместе с этими миксерами поедешь в Ясниц, к расположению колодца с нашим злополучным изделием.

– Товарищ полковник, к колодцу машины могут не пройти – там же нормальной дороги нет; с шоссе Людвигслюст-Войценбург за деревней Куммер к лесу, правда, есть грунтовка, но такая.… После дождей есть шанс застрять.

– Пусть Бельский подберет толковых шоферов. Обязаны доехать! В общем, зальёшь колодец вместе с изделием наглухо. Четырех кубов бетона на это дело хватит? Чего молчишь?

Майор ошарашено глядел на своего начальника.

– Так ведь.… Это… Подлог, товарищ полковник. Государственное преступление…