При появлении Редмена несколько зевак подняли глазами и уставились на новое лицо. Начали что-то друг другу шептать, улыбаться.

Редмен посмотрел на мальчика. Около шестнадцати; он лежал, прижав щеку к земле, словно к чему-то прислушивался.

– Лейси, – назвала Левертол имя мальчика для Редмена.

– Все плохо?

Человек, присевший возле Лейси, покачал головой.

– Не очень. Просто упал. Ничего не сломал.

На лице мальчика была кровь – ему разбили нос. Глаза закрыты. Мирное выражение лица. С тем же успехом он мог быть мертв.

– Где там чертовы носилки? – спросил надзиратель. Ему явно было неуютно на пересохшей жесткой земле.

– Скоро будут, сэр, – ответил кто-то. Редмену показалось, что это был нападавший. Тощий пацан лет девятнадцати. Глаза из тех, от которых в двадцати шагах скисает молоко.

И в самом деле, из главного здания показалась ватага ребят с носилками и красным одеялом. Все они лыбились от уха до уха.

Теперь, когда самое интересное кончилось, сборище зевак начало редеть. Что хорошего в объедках?

– Стойте, стойте, – сказал Редмен, – нам разве не нужны свидетели? Кто это сделал?

Кто-то небрежно пожал плечами, но большинство прикинулось глухими. Спокойно разбредались, как ни в чем не бывало.

– Мы всё видели, – сказал Редмен. – Из окна.

Левертол его не поддержала.

– Видели же? – потребовал он у нее.

– По-моему, мы были слишком далеко, чтобы кого-то обвинять. Но я больше не хочу видеть такого поведения, меня все поняли?

Она легко узнала Лейси с такого расстояния. Почему же не нападавшего? Редмен упрекнул себя за невнимательность; пока он видел только лица, не знал ни имен, ни личных характеристик, и потому различать детей было трудно. Высок риск ошибочного обвинения, хотя он был почти уверен, что это сделал мальчишка со скверным взглядом. Сейчас не время для ошибок, решил Редмен; в этот раз придется замять тему.

Левертол происшествие как будто нисколько не смутило.

– Лейси, – тихо сказала она. – Вечно Лейси.

– Он сам напрашивается, – сказал один из мальчишек с носилками, смахивая светлую челку с глаз. – Что с него взять.

Не обратив на это внимания, Левертол проследила за тем, чтобы пострадавшего переложили на носилки, и направилась обратно к главному зданию, Редмен следовал за ней по пятам. Все прошло так обыденно.

– Не самый порядочный мальчик этот Лейси, – загадочно сказала она, словно давая объяснение; и на этом все. Вот тебе и сочувствие.

Редмен оглянулся, когда неподвижное тело Лейси накрывали красным одеялом. Произошло две вещи, почти одновременно.

Первая: кто-то в толпе сказал: «Это свинья».

Вторая: глаза Лейси открылись и посмотрели прямо на Редмена – широкие, ясные и честные.

Добрую половину следующего дня Редмен приводил в порядок мастерскую. Многие инструменты из-за неумелого обращения были сломаны или стали бесполезными: пилы без зубьев, затупленные долота со сколами, нерабочие тиски. Понадобятся деньги, чтобы оснастить мастерскую самым необходимым, но сейчас не время для того, чтобы клянчить. Мудрее выждать и показать себя хорошим работником. Он уже привык к политике казенных организаций, полиция – хорошая школа.

Около шестнадцати тридцати зазвонил звонок – вдали от мастерской. Он пропустил его мимо ушей, но через некоторое время инстинкты взяли свое. Звонок – это тревога, а тревога должна тревожить. Он бросил уборку, запер за собой дверь мастерской и последовал на звук.

Сигнализация звенела в местном больничном отделении, правда, так его могли назвать только в шутку: двух-трех палатах, отгороженных от основного корпуса и украшенных картинами и занавесками на окнах. Запаха дыма не было, значит, дело явно не в пожаре. Но слышался крик. И не просто крик. Вой.