– Должен вас огорчить. Конгрегация опасается, что бешенство крови вернулось, – сказал Маркус.

– Чем обусловлены их подозрения? – спросил Мэтью.

– Волной убийств, совершенных вампирами.

Мне вспомнился прошлый год и газетные вырезки, которые я видела в оксфордской лаборатории Мэтью. Загадочные убийства происходили по всему миру, и так продолжалось несколько месяцев. Расследование натыкалось на препятствия, и эти убийства привлекли внимание людей.

– Судя по всему, убийства прекратились еще в январе, однако Конгрегация до сих пор находится под впечатлением сенсационных заголовков, – продолжал Маркус. – Виновные так и не были найдены. Конгрегация не исключает, что в любой момент убийства могут возобновиться. Это я собственными ушами слышал в апреле от Герберта, когда впервые обратился с заявлением об отмене завета.

– Неудивительно, что Болдуин не горит желанием признавать меня своей сестрой, – сказала я. – Клятва Филиппа на крови непременно привлекла бы внимание к семейству де Клермон. Неизбежные вопросы. Вдобавок вас легко могли заподозрить в тех убийствах.

– У Конгрегации есть официальная родословная нашей семьи, где отсутствуют какие-либо упоминания о Бенжамене. Фиби и Маркус нашли семейные копии, и не более того, – сказала Изабо. – Филипп считал, что Конгрегации незачем знать об… опрометчивом поступке Мэтью. Когда Бенжамен стал вампиром, родословные Конгрегации хранились в Константинополе. Мы находились в далеком Утремере[12], изо всех сил стараясь удержать наши территории в Святой земле. Если мы уничтожили его имя на генеалогическом древе, кто бы об этом узнал?

– Неужели никто из вампиров в колониях крестоносцев не знал о Бенжамене? – удивился Хэмиш.

– Знали, но до сего дня дожила совсем горстка. А тех, кто посмеет усомниться в официальной версии Филиппа, – всего ничего, – ответил Мэтью, однако скептическое выражение так и не исчезло с лица Хэмиша.

– Тревоги Хэмиша обоснованны. Когда о браке Мэтью и Дианы узнают все, не говоря уже о клятве Филиппа и существовании близнецов, кое у кого из тех, кто до сих пор молчал о моем прошлом, могут вдруг развязаться языки, – сказала Изабо.

– Герберт, – выдохнула Сара.

Она произнесла имя, вертевшееся в мыслях каждого из нас.

Изабо кивнула:

– Кому-то вспомнятся похождения Луизы. Еще какой-нибудь вампир припомнит Новый Орлеан и жуткие истории, творимые детьми Маркуса. Потом Герберт поделится с Конгрегацией своими воспоминаниями и расскажет, как давным-давно у Мэтью однажды проявились признаки безумия, с которыми он затем сумел справиться. И де Клермоны впервые окажутся предельно уязвимыми.

– Не исключено, что один или оба близнеца могут унаследовать эту страшную болезнь, – сказал Хэмиш. – Убийца, которому полгода от роду… жуткая перспектива. Никто не посмеет упрекнуть Конгрегацию за решительные меры.

– Не исключено и другое. Кровь ведьмы может стать своеобразной вакциной и не допустить укоренения болезни в малышах, – высказала свое предположение Изабо.

Маркус слушал нас вполуха, продолжая о чем-то думать.

– Погодите, – вдруг произнес он. – Когда именно Бенжамен стал вампиром?

– В самом начале двенадцатого столетия, – хмуро ответил Мэтью. – После Первого крестового похода.

– А когда ведьма в Иерусалиме родила ребенка-вампира?

– Какого еще ребенка-вампира? – Вопрос Мэтью прозвучал словно выстрел.

– О нем нам рассказала Изабо. Еще зимой, в январе, – пояснила Сара. – Получается, вы с Дианой не первые, у кого родится межвидовое потомство. В прошлом такие случаи уже были.

– Я всегда считала эти сведения не более чем слухами и думала, что их распространяют с единственной целью: натравить ведьм на вампиров. Однако Филипп верил в правдивость той истории. А теперь, когда Диана вернулась беременной…