Олтаржевский подозвал метрдотеля – нос у того распух. Парень, выслушав, кивнул. Офицер подошёл к микрофону, смущенно одергивая форму. Техник в бейсболке и с серьгой в ухе подключал аппаратуру. Бойцы сбились в проходе, не понимая, что делать.

– Что это значит? – спросила Нэла, озираясь. – Выгоните их! Вам достаточно позвонить.

– Вы же не станете жаловаться папе, если вам наступят на ногу! – Глаза Олтаржевского сузились, а рот снова покривился, на этот раз язвительно. – Show must go on! – проговорил он.

Девушка проследила за его взглядом.

По лестнице поднимался рослый детина в клетчатом пиджаке с кожаными налокотниками и в голубых джинсах, а с ним лысый парень плотной комплекции, как похоронный агент – в черном пальто и в черной водолазке. Из-под рукава лысого выглядывал грязный гипс.

Увидев «омоновца» у микрофона, двое остолбенели. Их догнал хозяин, пузатый кавказец в рыжей дубленке. Он подлетел к детине. Метрдотель что-то затараторил, пальцем показывая на Олтаржевского. Спорщики взглянули на Вячеслава Андреевича и Нэлу – лица мужчин не предвещали ничего хорошего.

Тут офицер стянул балаклаву, открыв простецкое курносое лицо, пощелкал пальцем по микрофону и сипловатым голосом поздоровался. Посетители вытягивали шеи и переглядывались. Офицер сообщил, что красиво говорить не умеет, извинился за недоразумение, и предложил вспомнить всех, кто сейчас выполняет свой долг. Зазвучала минусовка газмановских «Офицеров», военный неуверенно повел дрожащим баритоном. Тут же официанты с подносами побежали обносить бойцов рюмками бесцветной жидкости и бутербродами. Солдаты растерянно пялились на командира. Другие уже неуверенно закусывали, но не пили. Некоторые для удобства стягивали балаклавы, обнажив молодые весёлые лица.

Посетители смотрели на представление с недоумением.

Олтаржевский, расплатившись за несъеденный ужин и угощение для солдат, повёл свою девушку вниз. У гардероба они услышали аплодисменты и поощрительное гиканье. Нэла, спрятав подбородок в воротник шубки, торопливо зацокала каблучками к выходу.

В машине Олтаржевский извинился за испорченный вечер. И тут девушку прорвало – от потрясения у неё началась тихая истерика.

– Зачем вы это сделали? – прошептала она.

– Я не знал, что так получится! – растерялся Олтаржевский.

– Зачем вы это сделали? К чему ваш маскарад? Вы считаете, если имеете много денег, то имеете право издеваться над людьми? Мне казалось, что вы не такой, как все! А вы жестокий! Жестокий! Жестокий! Вы ничем не отличаетесь от вашего друга! Вы наслаждались тем, что людям страшно, а солдатам стыдно за командира! Они ведь люди, а не ваши игрушки!

Она опомнилась и испугалась, что наговорила лишнего.

– Вы считаете, что я подстерег вас после работы, чтобы поглумиться, а офицеру заплатил, чтобы он извинился за гнусность? – устало спросил Олтаржевский. – Я ему сказал, кто я и где работаю. У этих людей еще осталась совесть и здравый смысл!

Девушка не нашла, что ответить. Собственные обвинения показались ей нелепыми.

Всю дорогу они молчали.

Вячеслав Андреевич притормозил у высотного дома на Хорошевском шоссе рядом со съездом на Беговую. Снежная крошка таяла на стекле.

Олтаржевский легонько пожал ладонь девушки. Она насторожилась, но не убрала руку.

– Может, зайдете попить чаю… – неуверенно предложила она.

– Спасибо. В другой раз. Чапи вас заждался!

Она улыбнулась обиженно и благодарно, еще не решив, как отнестись к отказу.

– И вот что еще, Нэла. Пожалуйста, никому не рассказывайте о том, где мы были, и что мы видели! Ладно? – попросил Олтаржевский.

Девушка улыбнулась и согласно закивала.