Зайдя по пути в продуктовый магазин, мы купили пару сдобных булок, которые если б не благотворительное стремление, запросто унесли бы домой, затем подав к столу. А так мы направлялись к ближайшему водоёму, а точнее целой сети водоёмов, расположенных в парке имени Кирова. Облюбовав там никогда не замерзающий пруд подле Диорамы, наверно потому что его искусственно подогревают, или потому что там беспрестанно плавает огромная стая уток, и взбаламучивает воду. От их гомона, кряканья, хлопанья крыльев и плескания воды, казалось, словно очутился на шумном базаре.

По мере кормления, скопление птиц возле меня и подруги постепенно нарастало, а также возрастал ажиотаж наживы. Птицы в какой-то момент до того обнаглели, что стали бегать у меня по ботинкам, и клевать с них крошки, если те случайно попадали на обувь. Как ни странно, между голубями и утками я не обнаружил ни агрессии, ни потасовок, словно у этих видов заключён негласный договор о нейтралитете. Зато внутривидовая конкуренция проявлялась всем своим хамским разнообразием, и грубым пренебрежением сородичами: кто-то клевал, кто-то толкал собрата ради победы в борьбе за кусок хлеба.

Но в целом, как бы ни были дики и невежественны повадки этих «клювокрылых и когтелапых» созданий, только их доверчивое отношение к человеку-кормильцу оказывает такое умильное воздействие, что эти небесные создания кажутся такими невинными и пушистыми, и диву даёшься, как они, столь нежные и беззащитные, умудряются выживать в этом суровом мире?

Лет пять не виделся со своей первой группой, в которой проучился на первом и втором курсах университета, а тут на тебе, выдался случай, только вот несчастный – погиб наш товарищ, Антон. Я запомнил его, как человека уравновешенного, ответственного, немногословного. И пускай мне с ним не довелось как следует общаться, и тесно дружить, но я проникся к нему уважением. И вот вдруг, так неожиданно его не стало.

Это не передаваемый момент осознания того, что ты уже никогда… Никогда больше не увидишь, не услышишь, не заговоришь с этим человеком вживую. Сохраняя право только на память о нём. И горше всех эту правду «никогда», безжалостную правду утраты и «вырванной части сердца», испытали, конечно, близкие и родные погибшего.

Будучи на отпевании, наверное, каждый из присутствующих, был непроизвольно смятён тем вопиющим фактом, что кроме Антона отпевали ещё двоих человек, возраст которых был пожилой, и это выглядело естественно, но видеть бездыханного молодого человека – впечатление поистине непонятное, несправедливое. Однако ещё одна странная мысль поражает смотрящего на покойников – что это уже не люди. Они становятся чем-то иным, унылым, не живым, не содержащим в себе той глубины, которую собой представляет, наверное, душа.

В действительности, моменты соприкосновения со смертью являются чем-то выходящим за пределы нашего разумения. Словно приостанавливается прежняя суматошная гонка жизни, её азарт; теряют смысл обычные стремления, мечты, страсти – в моменты общения со смертью, они кажутся такими мелкими и наивными. Возникает необъяснимое просветление сознания, пересмотр ценностей, ты вдруг взглядываешь на жизнь под более философским ракурсом. Понимая тщетность её меркантильного шелеста, приоткрывая вуаль действительности, навстречу к чему-то вечному и нетленному.

Каждый из свидетелей смерти до конца не осознаёт всей сути происходящего. Это вещи непостижимые разумом, и даже церковные отпевания, поведение батюшек, превознесения сути – отдают оттенком искусственности, наигранности. А всё потому, что мы до конца не понимаем, да и, наверное, никогда не сможем понять того, что происходит с человеком во время смерти.