– На самом деле, самая горячая точка в США, да и во всем Западном полушарии, находится в Долине Смерти: летом температура там обычно поднимается до 98 градусов.

– 98 градусов… Это не так уж и жарко.

– Да, – соглашается она, – совсем не жарко.

– Тебе обо всем этом рассказывал отец? – спрашивает он. – Сертифицированному пожарному следователю разве необходимо знать индейские легенды и температуру поверхности Солнца?

– Мой отец занимается производством фейерверков, – говорит она, будто не сознавая или не заботясь о том, что эта ложь противоречит предыдущей, – он специализируется на продаже батарей и огненного дождя. У него есть фабрики в Китае и на Тайване.

Не успевает Билли возразить, как она начинает объяснять, как разные химические элементы дают огонь разного цвета.

– Галогениды меди горят голубым. Нитрат натрия дает прелестный желтый оттенок. Цезий – оттенок индиго.

Билли провалил экзамен по химии в одиннадцатом классе, и ее слова мало что для него значат. Но он все равно спрашивает, как добиваются красного цвета.

– Это зависит, – вздыхает она и откидывается на спинку сиденья, убирая пряди черных волос с лица. – От чего?

– От того, какой оттенок красного тебя интересует. Карбонат лития дает очень милые бордовые оттенки. Но если требуется что-нибудь насыщенное, лучше всего подойдет карбонат стронция.

– А зеленый?

– Соединения меди или хлорид бария.

– А золотые? Что нужно жечь, чтобы получить золотой фейерверк? Золотые всегда были моими любимыми, особенно такие большие звезды, – он убирает руку с руля и изображает взрыв мортиры и следующий за ним водопад золотистых искр.

Она поворачивает голову и некоторое время молча рассматривает его:

– Для золотистых оттенков папа обычно использует ламповую копоть.

Справа проносится указатель съезда с магистрали к мотелям, ресторанам и остановке для грузовых автомобилей всего в пяти милях езды. Он проверяет датчик топлива и видит, что красная стрелка колеблется чуть выше нулевой отметки.

– Не хочу показаться необразованным, но я понятия не имею, что такое ламповая копоть, – обращается он к женщине, называющей себя Айден.

– Мало кто знает, – она прикрывает глаза, – а это просто старое слово для сажи, на самом деле.

Знаешь, что такое сажа?

– Конечно, я знаю, что такое сажа.

– Ламповая копоть – это очень чистый вид сажи, ее иногда еще называют ваксой и собирают с частично сгоревших углеродных материалов. Ее использовали в качестве пигмента с доисторических времен, а еще это один из наименее светоотражающих материалов, известных человечеству.

– Мне придется поверить тебе на слово, – отвечает Билли; она снова улыбается обезоруживающей улыбкой, открывает глаза, и те опять горят золотисто-коричневым с вкраплениями янтаря. – А еще мне придется заправиться, и я бы не отказался от чашки кофе.

– Мне нужно пописать, – произносит она и на короткое мгновение жалеет, что у нее нет при себе дорожной карты; положение звезд и планет над полями кукурузы немного может ей сообщить.

– Ты пьешь кофе? – спрашивает Билли. Она кивает головой:

– Я пью кофе.

– Наверное, любишь с молоком, но без сахара?

– Я пью кофе, – повторяет она, как будто ей не удалось выразить свою мысль в первый раз. – Я пью его, хоть никогда особенно не задумывалась о вкусе. Он горький, а я не люблю горькое.

Билли кивает, ему и самому не особенно нравится вкус кофе. Они доезжают до поворота, он крутит руль вправо и съезжает с федеральной магистрали на освещенную броскими вывесками автозаправку с круглосуточным магазином. Заправка в Онаве ничем не отличается от других, еще один оазис электрического света, припаркованных автомобилей и рекламных щитов, расхваливающих все, от пива до местного стрип-клуба. Женщина, чье имя уже не Айден, а Маккензи, замечает «Макдоналдс», «Сабвей» и несколько чахлых деревьев. Вокруг на многие мили простираются фермерские угодья, и она подозревает, что дешевым забегаловкам здесь радуются больше, чем деревьям. Билли въезжает на парковку, неподалеку от мотеля, большинство мест на ней заняты грузовиками и фурами.