– Имеет. Разве домулла в мактаби[3] не дает вам подзатыльники, не учит палками по подошвам ног?

– Но ведь Вы, отец, никогда меня не наказывали.

– Это правда. Я считаю, чтобы вырастить мужчину, не надо ранить его гордость и унижать побоями.

Джамиль несколько секунд смотрел в строгое лицо отца, обдумывая услышанное. Потом шагнул к нему, на мгновение прижался лбом к его высокой, сухощавой, подтянутой фигуре и тут же отступил назад, боясь показаться отцу слабым. Но голос его был полон восхищения и любви, когда он сказал:

– Вы самый лучший отец.

Расул приподнял руку и ободряюще похлопал сына по плечу.

…Солнце опустилось за горизонт. За простой черной юртой Расула на подсохшей земле сидели Джамиль и Малик.

– Больно? – спросил Джамиль, глядя на плечи Малика. В этом месте чекмень был, словно бритвой, буквально пропорот резкими ударами плетки.

– Нет, – угрюмо ответил Малик. Он все время ежился, видимо, стараясь, чтобы одежда как можно меньше касалась избитых частей тела.

– Тетушку Бегюль тоже бил? – спросил Джамиль.

Малик кивнул.

– Ее-то за что? – возмутился Джамиль.

– Говорит, одних девчонок рожать умеешь, – нехотя объяснил Малик.

– Девочки – это хорошо, – неуверенно сказал Джамиль и, отвечая на недоуменный взгляд Малика, добавил: – Ну, за девочек калым дадут. Разбогатеет.

Сидя плечом к плечу, два друга замолчали, обдумывая своеобразный склад ума кочевников. Почему если девочки приносят в семью богатство, все радуются рождению мальчика, для будущей женитьбы которого иная семья с трудом десятилетиями собирает деньги на калым?

Гасла заря, окрашивая последними розовыми лучами сизый небосклон. В густой синеве постепенно темнеющего неба засветились звезды. Долгий день весны 1090 года неспешно заканчивался.

Тусклый свет проник в комнату сквозь небольшое окно, заклеенное промасленной бумагой, и осветил ее более чем скромную обстановку. Стены, выстроенные частично из глины, частично из мелких камней и укрепленные бревнами, были темного цвета. Причиной этому было время, но в еще большей степени – очаг в углу комнаты, грубо сложенный из камней. Когда в очаге горел огонь, то предполагалось, что дым будет выходить в небольшое отверстие, проделанное в крыше. Но часто порывы резкого ветра мешали правильному устремлению дыма в небо, и тогда он серыми клубами просто расходился по комнате и покрывал все предметы слоем сажи. В вечернее время и в непогоду комната освещалась красноватым светом еловых лучин, также добавлявших свою долю копоти в черноту стен и низко нависшего потолка.

С двух сторон очага, придвинутые к стене, стояли деревянные скамьи с низкими спинками и неказистыми, но толстыми устойчивыми ножками. Обстановку довершала столешница, два табурета из обрубков дерева и небольшая полка для оловянной посуды, прибитая рядом с очагом. Земляной пол жилища, политый водой и чисто выметенный, все же был весь в неровностях и мелких ямках, оставленных копытцами козы с козленком, живших в зимние холода вместе с людьми.

В глубине комнаты, прижатая боком к стене, находилась лестница, по которой можно было подняться на второй этаж в еще одну комнату дома. Поднимаясь по крутым ступеням из необструганного дерева, вы видели сквозь них стоящий под лестницей большой деревянный сундук, для прочности обитый по углам полосами железа. На чуть выпуклой крышке сундука лежал плоский матрас, набитый соломой, и покрывало из желтоватых кусочков бараньих шкур, сшитых веревками, распространявшее кисловатый запах необработанной кожи.