Прежде, чем ответить, Резерфорд на мгновение посмотрел в окно. А затем тихо сказал:

– Ты и раньше была одна.

Олив не знала точно, слова ли Резерфорда уязвили ее или правда, скрытая в них, но ей как будто дали пощечину. Она вскочила, схватив рюкзак и портрет Аннабель.

– Олив… – начал было Резерфорд. Но Олив уже бежала по проходу.

Автобус затормозил в начале Линден-стрит. Олив выскочила из него, как только двери с шипением открылись, и помчалась по улице, как будто не слышала, как торопится за ней следом Резерфорд, который отставал всего на несколько шагов. Они с Резерфордом были единственными, кто на этом углу садился на автобус и сходил с него. Насколько Олив знала, кроме них, на Линден-стрит вообще не было детей. С ними или без них, средний возраст обитателей улицы стремился к трехзначным числам. Сквозь изменившиеся с приходом осени листья, которые нависли над Олив, как шелестящий, изъеденный молью балдахин, мелькнула остроконечная крыша старого каменного дома. Его темный силуэт угрюмо вырисовывался на гребне холма – кусок полночной тьмы в середине ясного дня. Олив помчалась к нему со всех ног.

Конец ознакомительного фрагмента.