Я читаю протоколы и диву даюсь. Такое впечатление, что мирно беседуют два интеллигентных человека. В протоколах нет ничего о мерах физического воздействия, но душой я чувствую те места, где мирная беседа могла перерасти в избиение подследственной или свидетеля. Обычно сердце сжимается, когда я читаю вопрос следователя: вы говорите неправду, дайте следствию правдивые показания. Я чувствую, как старается не потерять спокойствия после удара молодая женщина, как она тщательно подбирает слова, чтобы не нанести вред кому-то из друзей или знакомых.
И есть и еще одна причина, почему я думаю, что книга может заинтересовать кого-то еще, кроме членов моей семьи. Дело в том, что в ее истории отражена история моей страны. В показаниях и протоколах упоминаются имена видных политических и военных деятелей страны – Ленина, Троцкого, Зиновьева, Блюхера, Рокоссовского и Кирова; великого ученого Вавилова; крупных деятелей троцкистской оппозиции, среди которых были и те, кто даже не знал, что он – троцкист.
В этой книге будет гораздо больше стойкости, мужества и патриотизма, чем подлости, малодушия и предательства. Да, в ней будет жестокость – но не выдуманная, а просто имевшая место в те далекие времена, память о которых помогает нам выстоять в любые времена и в любых обстоятельствах.
Книга начнется с той информации, которую хранят поколения нашей семьи, и продолжается уже на документальной основе полученных в архиве документов. Кстати сказать, пока получить удалось только дело моей бабушки. Дело сгинувшего в кабинетах НКВД дедушки найти пока так и не удалось, хотя Ольга разослала запросы в архивы всех городов, через которые прошел з/к Гришанин.
Семейные предания
Когда арестовали родителей, моему отцу было 10 лет, а его сестренке – 8. Поэтому многие семейные устные предания основаны на понимании ситуации десятилетним Будимиром, который рассказывал мне, своей дочери-подростку, о своей семье.
Отца моего и его сестру ждала судьба всех детей врагов народа – специнтернат, мало чем отличавшийся от тюрьмы для малолетних. Хотя позже Сталин и сказал свою знаменитую фразу: «Сын за отца не отвечает», дети отвечали по полной. Отцу удалось сбежать из этого учреждения. Он не знал, куда идти, и долго бродил по Горькому, от дома к дому, где проживали знакомые или очень дальние родственники, но нигде не мог найти пристанища – от него шарахались, как от чумного.
И тогда он решил пойти к самому близкому когда-то человеку – его нянечке, которая растила их с сестрой, пока их мама занималась партийной работой в Сормове. Сейчас название этого отдаленного района не принято склонять, но тогда во всех документах писали именно так: в Сормове. Там жила его бывшая няня, простая деревенская женщина. Вот она-то и приняла ребенка, голодного и еле волочившего ноги – жители Нижнего знают, как далек от центра этот район, который в то время считался самостоятельным поселком или даже городком. Она его обогрела, накормила, пожалела и спрятала: отвезла к своей родне в деревню Дубское, дальнее село на речке Пьянке, до которого-то и в 60-е годы было не легко добраться. Вела к нему от железной дороги многокилометровая «сельская» дорога – десятки километров такого бездорожья, что никакой воронок в те годы не стали бы гонять по ней ради сбежавшего мальчишки.
Интересный факт открылся для меня из протокола допроса моего дедушки. Оказывается, он тоже родился в деревне Дубское. Тогда многое встает на свои места. Тогда было принято нанимать в няньки дальних родичей или просто знакомых женщин из родной деревни. Не исключено, что там еще оставались дальние родственники моего отца.