Его влекла пожива.
Противный, жуткий, хриплый клич
Вещал, что Лена жива!
О том, что девушка вблизи
Поэт вдруг догадался.
И страх волнением пронзил,
Когда он вниз спускался.
Подумал Миша про себя
К подвалу направляясь,
Что он, пропавшую любя,
Поймёт секрет, стараясь.
– «Зачем нужна Борису кровь,
Что с нею мог он делать?
Ответ приятель приготовь,
С какого жидкость тела?»
В дверь Миша громко постучал
Огромного подвала.
Ему стон тихий отвечал,
Им Лена помощь звала.
Лопатой сбил поэт замок,
И к девушке ворвался:
– «О как подлец Борис жесток,
Над милой издевался!»
Директор девушку связал,
И кляп ей в рот засунул.
Невыносимо пах подвал,
Хоть свежий воздух дунул.
Она, скрутившись калачом,
Лежала на диване.
В ней била в прошлом жизнь ключом,
Но вытекла в страданье.
Иссохла Лена как цветок
В пору жары несносной.
И бледный лик повергнул в шок
Поэта скорбью мощной.
Подруге вынул кляп со рта
Движеньем быстро Миша.
Сказала Лена: – «Заперта,
Сидела здесь я мышью.
Позвать на помощь не могла,
В бессилии молилась,
Вокруг меня чернела мгла,
В мозги мне страхом лилась.
Борис раз в сутки приходил,
Кормил меня и мучил;
Шприцом брал кровь, и тут же пил,
Да бил на всякий случай.
Потом водою обливал,
Насиловал нещадно,
Жестоко тело целовал,
Кусая кожу жадно.
Желала я лишь умереть
В сыром углу подвала.
Не шла ко мне подруга-смерть,
А юность сил вливала.
Борис держал меня живой,
Колол мне витамины.
Питалась киви я, халвой,
Давал он апельсины».
– «Зачем ты мучаешь меня?»
Однажды я спросила.
– «Затем, что женщина – свинья,
Ей нужен секс и сила!
Тебе даю я только то,
Что ты давно хотела.
Взывал к душе твоей пустой
Могучий голос тела.
Инстинкт привёл тебя ко мне,
На верный путь направил,
Ты видела в приятном сне
Любви игру без правил.
Ну что ж, получишь ты сполна
И боль, и наслажденье.
Нахлынет чувства пусть волна,
Экстаза в униженьях».
– «Не нужен мне такой экстаз!»
– Ему я отвечала.
– «Но он души твоей приказ,
Начнём же всё сначала.
Мы славно время проведём,
И ты познаешь счастье.
Его мы вместе обретём
С призывом дикой страсти.
Умрём когда-то мы вдвоём
В объятьях на рассвете.
Разбудит нас вселенский гром
В день судный на том свете.
Что наша жизнь? Сплошной обман
И вечное страданье.
Она как сон – сплошной туман,
А смысл её – рыданье».
В слезах Елена затряслась,
Пока поэт снял путы.
Но он сказал: «С дивана слазь,
Жених пусть плачет дутый»!
На руки Лену взял потом,
К друзьям наверх поднялся,
И сразу рассказал о том,
Чем Боря с ней занялся.
Друзья в полицию вести
Не стали негодяя,
Решив в подвал его снести,
Чтоб там побыл, страдая.
Елену отвезли домой,
Попутно успокоив.
Она молчала как немой,
Но говорили трое.
Желали Боре мстить они,
В дворец вернувшись снова,
Чтоб он провёл в грядущем дни
От мук весьма сурово.
Директор спал мертвецким сном,
Очнувшись лишь в подвале.
– «Шутить нельзя Борис с вином!» —
Ему вдруг здесь сказали.
– «Подвёл меня подлец-коньяк!» —
Борис в сердцах воскликнул.
– «Ответишь ты за всё маньяк!» —
Директор сразу сникнул.
– «Зачем над девушкой ты так
Кошмарно издевался?» —
Спросил художник как простак.
Мерзавец засмеялся.
– «Не смейся, злобный негодяй,
А то ведь пожалеешь.
Ты лучше сразу угадай,
Когда ты здесь сопреешь?
Держать мы будем тут тебя
Без света и без пищи,
Пока не ощутишь себя
Как самый слабый нищий!
Живым ты в сырости сгниёшь,
Родные не помогут,
Потом от голода умрёшь,
Найти тебя не смогут».
Художник Коля блефовал,
Чтоб выглядеть жестоким.
Борису нагло он соврал
Со злом в душе глубоким.
Угрозой Коля напугал
Бориса до предела.
Он нечто важное сказал,
Предложив быстро дело:
– «Шутить изволите со мной?
Я тоже ведь умею.
Я поделюсь своей казной,
И золото имею».
– «Ну что ж, скажи, где ты хранишь