Из всех ужасных и неправедных вещей религиозная война в старые времена была самой ужасной и наиболее крвавой. Сегодня трудно поверить в холодную, бессердечную жестокость тех времен. Как правило, смерть была наименьшим наказанием, которое влекло за собой захват корабля. Когда испанцы брали в плен англичан, они передавали их в руки инквизиции, а что это на самом деле означало, знает весь мир. Когда англичане захватывали испанское судно, заключенных пытали, либо ради мести, либо чтобы заставить их раскрыть, где спрятаны сокровища. Жестокость порождала жестокость, и трудно было бы сказать, кто из англо-саксов или латинян показал себя наиболее опытным в пытках своих жертв.

Когда Кобхэм, например, захватил испанский корабль в Бискайском заливе, после того, как все сопротивление было прекращено и жар битвы остыл, он приказал своей команде связать капитана, всю команду и каждого испанца на борту – с оружием или без – чтобы зашить всех их в грот и выбросить их за борт. В парусе нашли около двадцати мертвых тел, когда спустя несколько дней его выбросило на берег. Конечно, такие действия вряд ли оставались неотмщенными, и многие невинные жизни были принесены в жертву, чтобы заплатить долг жестокости Кобхэма.

Ничто не может быть более пиратским, чем всё это. Тем не менее, как было сказано, на это замахнулись, закон попустительствовал пиратству, если не санкционировал, и заниматься этим не считалось ниже достоинства людей из благополучных и респектабельных семей. Но мало-помалу протестантизм и католицизм начали испытывать несколько менее смертельную вражду друг к другу; религиозные войны все еще были далеки от завершения, но ножны мечей уже не отбрасывались, если лезвия было обнажены. И так последовало время номинального мира, и появилось поколение, для которого больше не считалось респектабельным и достойным – можно сказать, делом долга – сражаться со страной, с которой твоя собственная земля официально не воевала. Тем не менее, семя вражды было посеяно; было продемонстрировано, что заниматься пиратством против Испании было возможно и при этом безнаказанно. Проливалась кровь и практиковалась жестокость, и, однажды удовлетворенная, никакая похоть не кажется сильнее, чем пролитие крови и практика жестокости.

Хотя Испания, возможно, всегда жила в мире дома, в Вест-Индии она всегда была в постоянно в состоянии войны со всем миром – с англичанами, французами, голландцами. Для нее почти всегда было вопросом жизни или смерти – сохранить власть над Новым Светом. Дома она была банкротом, и после землетрясения Реформации ее власть уже начала шататься и разваливаться на куски. Америка была ее сокровищницей, и только из нее она могла надеяться сохранить и пополнить свой прохудившийся кошелек, полный золота и серебра. Так получилось, что она изо всех сил, отчаянно пыталась не допустить весь остальной мир к своим американским владениям – бесполезная задача, поскольку старый порядок, на котором покоилась ее власть, был сломан и рухнул навсегда. Но все же она боролась, борясь с судьбой, и так получилось, что в тропической Америке это была одна непрерывная война между ней и всем остальным миром. Так получилось, что спустя долгое время после того, как пиратство перестало разрешаться у себя дома, оно с неослабевающей энергией продолжалось в тех далеких морях, привлекая на свою службу весь тот беззаконный злобный элемент, который собирается вместе в каждой недавно открытой стране, где единственным законом является беззаконие, где сила – это право, а жизнь – это жизнь, и получить ее не сложнее, чем перерезать чьё-то горло.