Отдышавшись, Самвелу удалось встать. Его голова ужасно кружилась, а все вокруг плыло. Ребра ныли и все еще не давали нормально дышать. Но единственное, о чем он думал сейчас, это то, что если не успеет ей помочь, то уже никогда не сможет простить себя.

И он пошел, держась одной рукой за стенку, а другой вытаскивая то единственное, что мог унести из того дома. Приближаясь все ближе к душевой, он все громче слышал ее крики, слышал, как смеялись и глумились остальные. С каждым шагом его кровь все больше подступала к голове и пульсировала, насыщая его яростью и нечеловеческой злостью. Когда же дверь в душевую открылась, от увиденного он впал в исступление. Переставая контролировать себя, он двигался вперед. За спиной Арчи его сестра стояла на коленях, лицо было опущено, а руки по бокам держали две мерзкие шавки с улыбающимися рожами. Все произошедшее дальше было настолько скоропостижно и молниеносно, что двое державших его сестру едва успели открыть рот, как уже два острых близнеца торчали между лопаток Арчи, а в помещении раздались жуткие душераздирающие крики вперемешку с воплями боли и стонами. Самвел, держась за рукояти, немного оттащил его, а затем ударом ноги в спину вытащил ножи. С окровавленными ножами исподлобья он смотрел на остальных. Кафель быстро наполнился кровью и мочой насильника, пытающегося спасти свою шкуру. Карабкаясь по стене с испуганным лицом, Арчи не понимал, как это все могло с ним произойти. У Алии в это время началась истерика, и, схватив бренную голову Арчи за волосы, она со страшной силой принялась стучать ей о потертую керамическую плитку на полу.

Через час, собрав немногочисленные вещи и не дожидаясь начавшихся разбирательств, они покинули детский дом. Так началась их взрослая жизнь, которая спустя несколько лет занесла их в Краснотурьинск, а еще чуть позже – на эти горы, где Самвел натачивал те самые ножи, словно готовился к новой битве.

Глава 8

Меир

Уткнувшись в стену так, что можно было подумать, что он спит, Меир лежал неподвижно, озвучивая свои ходы, которые он делал, не глядя на доску. Уже долгое время никто не приносил никаких новостей. До сих пор никто не знал, что в действительности происходит там снаружи, и мы коротали время игрой в шахматы, арендовав их у одного мальчонки за две пачки печенья, которое с каждым днем все больше становилось дефицитом. Шло уже начало второго месяца нашего пребывания здесь, и если раньше, придя в место большого скопления людей, нельзя было не услышать различного рода теорий и версий о том, что происходит там снаружи, то теперь же люди просто разговаривали, рассказывая различные истории из своей жизни. Например, о том, как они добивались успеха на своем жизненном пути, или же просто беседы перетекали в обсуждение каких-либо материальных или духовных вещей. А порой, вслушиваясь в их диалоги, даже можно было подумать, что многие из них уже смирились с пребыванием здесь и не думали, что там, за герметичными шлюзами, творится что-то, с чем мы еще не сталкивались в нашей истории. Но это было не так.

Совсем немного стоило присмотреться к ним, чтобы понять, что люди все больше погружались в себя, становясь все более напряженными и ограниченными в своих рассуждениях. Усугублялось все уменьшением пайка и, как казалось, бесконечными днями пребывания под землей, без каких-либо положительных отзвуков сверху, что могло бы хоть как-то приободрить людей. Само собой, каждый здесь понимал, что запасы продовольствия не безграничны и, возможно, совсем скоро наступит тот самый час, когда они закончатся и начнется голод.