Еле слышим, и взгляду почти неприметен.
Обесцвеченный голос лишен красоты,
Но, заслышав его, вероломное сердце,
Что обычно скупится рождать в себе стук,
Отзывается быстрым и радостным скерцо,
Потому, что слова содержал тихий звук.
От тех слов замирает дыханье, и сразу
Ущипну я себя, чтобы знать, что не сплю.
Даже если услышал всего одну фразу,
Если в ней есть «тебя», если в ней есть «люблю»!
Что останется после меня?
Что останется после меня?
Горсть банального, серого пепла,
Что, теряясь в закатных лучах,
Будет вечно кружить с вольным ветром.
Что останется после меня?
Может то, что при жизни я создал?
Нет!
Картины – пустая мазня,
А стихи…, как и, в сущности, проза
Лишь напрасная трата чернил,
И годны только критику в пищу.
Но тогда для чего же я жил?
Чтоб ступить за «порог» голым нищим?
Я не создал очаг, и семья
Не была путеводной звездою.
Сотворил слишком мало добра,
Впрочем, зла еще меньше построил.
Что останется после меня?
Две унылые грустные песни:
Что споет, провожая, слеза
И что встретит в чертоге небесном.
Жизнь на цепи
Как бы искусно мы не врали,
Не станет истина добрей:
Мы все заложниками стали.
В плену у множества цепей.
Зовут их: ложь, мораль, сомненья,
любовь, семья… продолжи сам.
Различной толщины и звенья
Уводят к разным матерям.
Одни отчаянно желанны,
Другие лишь приносят боль,
И даже дома на диване,
Ждут цепи в двести двадцать вольт.
Ноктюрн
Я у звезд попросил бы лучей самых ярких,
Чтоб для лиры своей сделать несколько струн.
Птицы смолкнут, и небо заплачет украдкой,
Лишь заслышав мой нежный, но грустный ноктюрн.
Я хотел бы твоим быть, пусть не человеком,
Но хотя бы котом на коленях лежать.
Я хотел бы стать нотой любимого трека,
И звучаньем твой слух без конца ублажать.
Я хотел бы быть ветром: прохладою легкой
Целовать твою кожу в полуденный зной.
Я бы стал концом света, где спряталось солнце,
И весь мир озарен лишь твоей красотой.
Я бы стал темнотою: твой сон охраняя,
Покрывалом тебя по ночам обнимать.
Я хотел бы быть сказкой, мечтою о рае,
И однажды реальностью для тебя стать.
Бездарность
Скажите мне, что я бездарность
И я в лицо вам рассмеюсь,
Хоть даже правы вы – не важно,
Не за признание я бьюсь.
Хотите, обзовите «неуч»,
В науках я не преуспел,
Но это ведь такая мелочь,
Не сложно возместить пробел.
Хотите «дурнем» назовите,
Ну что ж, не прав порой бывал
И глупостей свершил не мало,
А кто, скажи, не совершал.
Клеймите черствым негодяем,
Пропустит ложь мой добрый нрав,
Но назови меня лентяем
И я скажу, что ты не прав.
Не много я, согласен, сделал
Для достижения мечты,
По крайней мере, я стараюсь,
А что на это скажешь ты?
Званый ужин
Сегодня у нас потрясающий ужин,
Довольны, надеюсь, останутся люди.
Вы кровь мою пили, уж ставшую пуншем,
Теперь вот и тело выносят на блюде.
Куски отрезайте, и вилки втыкайте.
Советую вам с моих рук начинать,
Но пальцы, прошу, на последок оставьте,
Мне надо еще этот стих дописать.
Кому-то достались мозги? Повезло!
При жизни их многие очень хвалили.
Язык мягковат? Он сказал мало слов,
Но все они были просты и правдивы!
Вот то, что достоинством многие кличут,
Девицы смутились, вздохнув в унисон.
А где же душа? До сих пор повар ищет.
Возможно, скатившись, лежит под столом.
Вот срезано мясо, взгляните под ребра.
Там сердце лежит. Оно бьется еще.
Любовь в нем живет, и мне, было б, угодно:
Пусть съест его та, что разбила его.
***
Собакам отдав мои кости глодать,
Расходятся гости, в ночи хохоча.
И будут они до утра обсуждать,
Как весело я провожу вечера.
Ангел-хранитель
Мой ангел,
Зачем так белы твои крылья
Ведь ты не родня равнодушной зимы,
И нет доказательств порочности пыли,
Чтоб всюду влачить их, как стяг чистоты.