Инга осталась с малышкой на руках без мужа, без дома, без работы и с больной ногой, из-за которой надолго попала в больницу. В больнице над ней взяли шефство сёстры-доброволицы из Французского центра. Они позаботились о ребёнке, пока она лечилась, и когда вышла из больницы, помогли ей найти жильё, подать на развод и устроиться на работу.

По мере прибытия из России новых смешанных брачных пар, число неудавшихся союзов росло. Среди немногочисленных счастливых браков случались и горькие случаи раннего вдовства жены. Молодые русские вдовы, впрочем, как и жены, с малолетними детьми на руках, ходили по городу под палящим солнцем в поисках работы. Все они имели профессию – но большинство областей народного хозяйства, где они могли бы работать, в третьем мире отсутствовало. Безуспешно обив все возможные пороги, они устраивались продавцами недвижимости и массажистами – это были единственные зарплаты, позволяющие без помощи мужа растить детей. Редко кому удавалось работать по специальности и давалось это тяжким трудом.

Многодетной матери-одиночке Наде удалось получить от государства социальное жилье, то есть, почти бесплатное – однокомнатную квартиру в жилом комплексе в черте города. Две двухъярусные кровати занимали спальню целиком, так что дети-школьники проходили между ними бочком. На выступах кровати висела гроздьями одежда на металлических плечиках, вместо платяного шкафа. Сама Надя спала на диване в узкой гостиной напротив ванной, чья дверь, открываясь, касалась дивана, и где впритык к дивану удивительным образом помещался холодильник и плита. Над диваном во всю стену висел знакомый каждому советскому гражданину красный узорный ковер, из тех прекрасных натуральных фабричных образцов, вытканных в южных республиках СССР. Старшая девочка присматривала за младшими братьями, пока мать допоздна работала на основной работе и дополнительных заказах.

Жизнь развивалась по своим законам и судьбы выстраивались по Божьему предопределению, независимо от географии пребывания. В одинаково непростых буднях русских жен варьировалось место проживания в стране, срок совместной жизни в браке, количество малолетних детей… название диагноза.

Они лежали с раком, миомой и лейкемией, общим сепсисом и бог знает ещё с чем – и только тропическое солнце, беспощадное ко мраку физическому и духовному, спасало их неопытный дух и превращало его в неугнетаемый.

«Иветта, Лизетта, Мюзетта, Жанетта, Жоpжетта»…

С каждым годом российское присутствие на перешейке расширялось, характер русской миграции менялся – большие изменения грянули в связи с перестройкой – и в 90-е в этой стране уже было не только русское консульство, но и посольство, и даже церковь.

Именно церковь – со своим домом на большом участке, со свободным доступом всем и каждому, в отличие от правил безопасности посольства – стала местом объединения русской диаспоры, в подавляющем большинстве своем неверующих – наследников советского воспитания.

Батюшка № 1 обладал классической внешностью, возникающей в сознании советского россиянина, воспитанного на образе дореволюционного попа в рясе: плотный, пузатый, мордатый, заросший спутанными волосами, переходящими в бороду. Выяснилось, что он монах и в прошлом танкист. Обе реалии выглядели экзотично для женщин, давно не имевших дело с отечественным бытием, причём, последняя звучала диссонансом по отношению к первой. Отнесли это на счёт своей оторванности от пореформенных процессов отчизны.

Собственно верующих – тех, кто организовал церковь в зарубежной столице и выписал в неё священника – было мало, и двери держали открытыми для всех сочувствующих. Cоотечественницы, перенявшие радушиe местных жителей, принимали русский храм за место встречи земляков. При взаимодействии Российского посольства и священника организовали русскую школу для детей, для чего выделили столовую в жилой половинe. На большом стенде батюшка вывешивал собственной редакции журнал и фотографии полуцерковной-полусветской жизни общины. Cобственно верующие всё же вели некую церковную, приближённую к батюшке деятельность. От них стало известно, что тот, вопреки монашескому сану, грешит чревоугодием и злоупотребляет спиртным: по-зарубежному двойной холодильник стоял забитый до отказа едой, a кухню загромождали ящики из-под пива. От них же пошли жалобы, что батюшка резковат, a скорее грубоват, чаще груб, обычно большой грубиян. Танкист, – миролюбиво решили женщины из круга сочувствующих возврату нации на духовныя круги своя. Приближённые же сёстры во Христе неожиданно (хотя и закономерно, ибо бремя танкистской лексики ложилось исключительно на их близрасположенные плечи) восстали и написали Патриарху прошение заменить монаха на женатого священника, который бы по положению своему, надеялись женщины, лучше понимал нужды и чаяния семейных прихожан. Так деликатно выразились в своём послании немногочисленные воцерковлённые прихожанки.