Известный военный историк С. А. Панчулидзев говорил об этом полку как о месте сбора разжалованных за дуэли в 1810–1820-х годах [165, с. 152]. Но и позже, при И. Ф. Паскевиче, полк сохранил свою репутацию, и, например, известный буян П. Я. Савельев после очередной своей выходки был переведен в Нижегородский полк (вместо отставки) по его собственной просьбе [166, с. 66–67]. М. Ю. Лермонтов, сосланный на Кавказ после истории со стихотворением «Смерть Поэта», также оказался в Нижегородском полку.

Сходную репутацию имел Тифлисский егерский полк. Панчулидзев упоминает, что и в Арзамасский конно-егерский полк под командованием М. Н. Бердяева (1820–1829) посылали «на исправление» «самых отъявленных негодяев» [165, с. 235].

На Кавказе сложился романтический ореол вокруг фигуры разжалованного. В «Герое нашего времени» княжна Мери долго считает Грушницкого разжалованным за дуэль, хотя на самом деле он юнкер из вольноопределяющихся. Грушницкий «носит, по особенному роду франтовства, толстую солдатскую шинель» – ведь, как говорил ему Печорин, «солдатская шинель в глазах всякой чувствительной барышни тебя делает героем и страдальцем». Когда Мери узнала, что он юнкер, его «серая шинель» сразу же перестала быть для нее знаком исключительности Грушницкого.

Фигуру разжалованного окутывал своеобразный ореол таинственности и мужества, он представлялся жертвой и героем. Н. И. Лорер, декабрист, отправленный из Сибири рядовым на Кавказ в конце 1820-х годов, писал: «Пусть не удивляются читатели тому, что в рассказах моих о кавказской моей жизни часто встретит он как меня, так и многих других сосланных и разжалованных в обществе начальников своих различных степеней военной иерархии не как подчиненных, а на ноге товарищеской, дружеской, вежливой и учтивой. Ермолов внушил эти правила Кавказскому корпусу, и приличное обращение с разжалованными соблюдалось и соблюдается там и поныне» [112, с. 196]. Офицеры видели в разжалованных своих бывших товарищей, оказавшихся в тяжелом положении; среди разжалованных были их приятели и родственники, родственники приятелей и приятели родственников. Каждый из офицеров и для себя не исключал возможности в будущем оказаться в таком же положении. Часто лишь второстепенные обстоятельства (огласка, наличие или отсутствие заступников, отношения с командиром) определяли выбор между вариантами наказания: разжаловать в солдаты или же перевести из гвардии на Кавказ в армейский полк. Иногда все зависело от случая, минутного настроения, даже каприза монарха или командующего. Непредсказуемость наказания, безусловно, сближала разжалованных и неразжалованных, наказанных и прощенных.

«Промежуточное» между солдатами и офицерами положение разжалованного послужило материалом для создания нескольких замечательных образов в литературе – от характерного Долохова в «Войне и мире» до трагического Бронина в «Ятагане» Н. Ф. Павлова или жалкого и опустившегося Гуськова из зарисовки Л. Н. Толстого «Из кавказских воспоминаний. Разжалованный».

Необходимо рассказать еще об одном явлении, имеющем отношение к дуэли, – о буршестве. Буршами называли членов студенческих корпораций в немецких университетах. Эти корпорации строились по национально-земляческому принципу. Унаследовав традиции вольных университетов Средневековья, студенты вели весьма разгульный образ жизни. Постоянные пирушки, эпатирование филистеров, т. е. немецких обывателей, чуть ли не ежедневные ссоры между представителями разных корпораций оживляли студенческую жизнь. Воинственный дух всячески поощрялся. Бурши постоянно тренировались в фехтовальном искусстве. Практиковались и назначенные поединки между буршами (без какого-либо повода, из чистой любви к искусству). Естественно, если возникало «дело чести» между буршами, то поединок