– Вы всё-таки приехали! Из-за билета… – Похоже, измождённый болезнью Николай расстроен тем, что доставляет кому-то беспокойство. – Я могу Вас заразить, – хрипит он и красноречиво показывает на замотанное шарфом горло. Но взгляд Радзинского упирается в крохотное пятнышко от вишнёвого варенья на его голубой рубашке и рука сама тянется за сигаретой. – Нет! Пожалуйста, не курите – в доме ребёнок! – Николай начинает кашлять так надрывно, что Радзинский, не раздумывая, скидывает с себя куртку и подталкивает страдальца в сторону кухни.

– А ты поменьше в мокрых ботинках по улице бегай! Здоровее будешь. – Это справедливое замечание аспирант игнорирует…

– Чаю? – обречённо спрашивает Николай – ясно, что бесцеремонный гость так просто не уйдёт. – Я работал, – кивает он на книжные завалы на столе.

– Тебе лежать надо, герой! – Радзинский встряхивает чайник – воды на донышке – и уверенно шагает к мойке, чтобы наполнить его. Потом решительно закрывает одну за другой все книги и тетради, громоздящиеся на столе, и складывает их аккуратной стопкой. Аспирант следит за ним потрясённым взглядом, который, видимо, задуман, как испепеляющий. «Сказать ему, что при такой смазливой физиономии это, скорее, умиляет, чем пугает?» – размышляет Радзинский, усмехаясь про себя. – Температуру мерил? – он фамильярно кладёт ему на лоб свою внушительную ладонь. – Где градусник?

Всё-таки у хлипкого аспиранта огромный запас терпения – или воспитан так хорошо. Он делает над собой усилие и тычет пальцем в сторону шкафчика:

– Там.

– Отлично… – Радзинский заодно перебирает лекарства и выкладывает на стол аспирин и фурацилин. – Ложись в постель, – он встряхивает градусник и протягивает его Николаю. – А я через десять минут приду и проверю, сколько намерилось.

– В этом нет необходимости. – Вот так вот – аспирант только с виду белый и пушистый, а внутри – стальной. Вон каким ледяным взглядом окатил! Он спокойно берёт градусник, садится у стены и, расстегнув пару пуговиц, суёт его под мышку.

– Ладно, – хмыкает Радзинский и отворачивается к плите. Проверив наличие заварки, он открывает посудный шкафчик и окидывает взглядом чашки. – Эта твоя? – рука сама тянется к тонкой фарфоровой чашечке с полустёршейся позолотой и, едва пальцы касаются гладкой поверхности, внутри словно открываются невидимые шлюзы. На Радзинского обрушивается лавина информации о хозяине этого предмета. Он видит, он знает, он чувствует, что Николай расколот внутри ещё больше, чем он сам. Что тихий книжный мальчик живёт в другой Вселенной. Послушный, правильный, скромный – а внутри такая сила, что непонятно, как он ещё не взорвался. – У тебя есть дочь? – хрипло спрашивает Радзинский, чтобы что-то спросить. – Катя. Ей одиннадцать месяцев. На тебя похожа… – Он поворачивается – аспирант равнодушно смотрит в стену.

– Я сам справлюсь. Идите, – холодно произносит он. – Дверь просто захлопните – её не надо запирать.

И Радзинский послушно удаляется. Даже не попрощавшись. И приходит в себя только на улице, столкнувшись с прохожим, выгуливающим огромного дога.

С ума сойти! Этот парень выставил его за дверь! Как игрушечного солдатика. Просто приказал. Тошно-то как… Анализировать то, что произошло – (Как он это сделал? Ладно, потом разберёмся…) – совсем не хочется. Обидно – ужасно. Зато предельно ясно, что на этот раз Радзинский не ошибся – этот мальчик настоящий Подарок Судьбы. Возможно даже, он представитель живой традиции. И он действительно многое может. А вот что он при этом знает – это вопрос. Но – шёлк не рвётся, булат не гнётся, Викентий Радзинский не сдаётся! Боишься, аспирант? Не боялся бы – не прогнал бы. Вот и рычаг давления… Разоблачим тебя – не отвертишься. А после этого никуда уже и не денешься, потому что того, кто много о тебе знает, надо держать к себе поближе. Подождём – пока ты книжки дочитаешь. А уж тогда – добро пожаловать!..