Я познакомился с вдовой, когда давал уроки музыки – за тридцать пять центов в час! – в доме ее подруги Луизы. Я учил дочь Луизы играть на фортепьяно. После уроков матушка отсылала дочь в комнату и пыталась меня соблазнить. Однажды вечером я был безрассудно близок к тому, чтобы быть соблазненным, ничего не зная о том, что у нее сифилис и что она спит с негром, который работает в мастерской по ремонту велосипедов и время от времени чинит мой велик. Его звали Эд. В общем, так или иначе, однажды вечером я прощался с Луизой у двери, как вдруг в замке повернулся ключ. Прежде чем Эд открыл дверь, хозяйка дома успела запихнуть меня за занавеску. Я слышал, как она с дрожью в голосе спросила:

– О, это ты, Эд? Я не ждала тебя так рано.

Проходя мимо, он слегка коснулся меня, не подозревая, что за шторой кто-то есть. Думаю, в противном случае он бы прикончил меня на месте. Никогда не забуду, как ласково проворковала эта шлюха:

– О, это ты, Эд?

«Встретимся сегодня в стране грез» и «Сияй, полная луна, для меня и моей девчонки». Сейчас эти песни вызывают ностальгию по пятидесятым-шестидесятым годам. Все были помешаны на двух этих песнях – а тогда по песням действительно сходили с ума, не то что сегодня. Мир, я бы даже сказал, наш мир был в самом цвету. Уверен, что никто из моих ровесников не забыл те песни. Это было время открытых трамваев, Трикси Фриганза, Элси Дженис, Джорджа М. Коэна и Чарли Чаплина, танцевальных площадок, многодневок и маленьких букетов фиалок для любимых женщин. Тогда Нью-Йорк действительно был гламурным, столько всяких знаменитостей без устали радовали публику. Великие борцы, такие как Джим Лондос, например, или Эрл Кэддок, исполнитель лучших в мире захватов, не то что нынешние слабаки… Сильнейшие боксеры – Фицсимон, Корбетт, Джим Джеффриз, Джек Джонсон. Чудесные велосипедисты и игроки в поло. Никакого вам футбола и баскетбола. Никакого Элвиса Пресли и этих сумасшедших уродов из «Мундог-мэйн». Так и вижу себя за пианино, как я пытаюсь сыграть что-нибудь, что понравилось бы Коре. Сам я больше всего любил «Встретимся сегодня в стране грез», ведь именно там я и проводил все свое время – в долине грез. Странно, но мысль о сексе с Корой никогда не приходила мне в голову. Не то чтобы я считал ее настолько неприкосновенной, что не решился бы при случае как следует отодрать. Просто любовь моя к Коре была из тех Любовей, с большой буквы «Л», что упираются верхушкой прямо в небеса. А я тогда не смешивал любовь и секс, из чего понятно, каким же недоумком я был.

Мне страшно нравилось сидеть с Корой в трамвае и по пути на мыс Рокауэй или Шипсхед-Бей горланить что есть мочи «Сияй, полная луна…» или «Я не хочу оставить мир в огне…». Сколько таких песенок мы знали! Все они пришли с Тин-Пэн-элли – «улицы дребезжащих жестянок»[17], «маленького Бродвея», как мы говорили. А теперь что? Не Бродвей, а выгребная яма! Эффектность превратилась в непристойность, знаменитости исчезли, а шлюха Линда Лавлейс, которая может заглотнуть даже самый здоровый перец, считается большой шишкой. Только потому, что способна хорошо разинуть рот! Вы только подумайте!

Все было иначе, и, наверное, поэтому мы с Максом Уинтропом, будучи уже великовозрастными лбами, могли резвиться словно дети на ферме в Нью-Джерси, где он поправлялся. Стояла ранняя весна, ночью и по утрам подмораживало. Мы спали под стегаными пуховыми одеялами, потому что в спальнях было, мягко говоря, не жарко. Мори, племянник Макса, то ли умственно отсталый, то ли просто слетевший с катушек, а может, и то и другое, спал с нами в одной комнате. Мы целыми часами валялись, рассказывая друг другу разные истории или обмениваясь анекдотами. Мори считал своего дядюшку Макса чуть ли не Господом Богом и был готов ради него на любые жертвы. Макс же, со своей стороны, обращался с племянником, как и положено обращаться с дурачками – шлепал, обзывал, заставлял его делать такое, от чего родители мальчика вряд ли пришли бы в восторг. Но чем хуже он с ним обращался, тем больше племянник благоговел. Он даже, видимо, из благодарности нашел где-то несколько девиц и преподнес их своему дядюшке, так сказать, на серебряном блюдечке с голубой каемочкой. Все это было как раз по Максу – я уже говорил, что он умел строить из себя большую шишку. По вечерам он садился за орган и играл для родителей Мори, а они с удовольствием слушали, даже не подозревая, какого монстра у себя приютили.