Историю книжной полки нельзя рассказать, не рассказав историю книги, ее эволюции из свитка в манускрипт и из манускрипта в печатный том. Не следует думать, что все это – темные дела прошлого, никак не связанные с жизнью в новом тысячелетии. Напротив, эта информация невероятно важна для понимания истории цивилизации. Она позволяет разобраться в том, как сегодня развивается технология, и сделать прогнозы на будущее (которое будет гораздо больше похоже на настоящее и прошлое, чем нас обычно уверяют).

Посмотреть на книжную полку (как и на любой другой предмет) свежим взглядом, непредвзято – само по себе полезно: в частности, так мы по-новому познаем мир и взаимодействуем с ним. Поскольку книги и полка под ними неразрывно связаны, если сосредоточиться на доселе забытой книжной полке, то у нас получится по-другому взглянуть и на книгу – так сказать, перевернуть ее вверх тормашками. Когда мы новым взглядом смотрим на такую знакомую вещь, как книга, мы видим совершенно другой объект, качества которого отличают его от всех прочих вещей в мире и одновременно делают его похожим на многие вещи, которые нам известны.

Если на полке есть только две книги, то они стоят в неловкой позе, как борцы на ринге. Три книги на полке напоминают о баскетболе, когда двое защитников зажимают атакующего игрока. Если книг еще больше, то они похожи на школьников, играющих в чехарду на школьном дворе. Но чаще всего полка, не до конца заполненная книгами, – это пригородный поезд, где пассажиры опираются друг на друга и балансируют в шатких позах, хотя им мешает ускорение движения.

Книга на книжной полке – занятная вещь. Если она недостаточно толстая, то не сможет стоять сама по себе. Тонкая книга, которую ничто не поддерживает, то и дело падает то в одну, то в другую сторону – совсем как какой-нибудь хиляк на пляже, которому самому неловко от собственной тщедушности, а толстая книга, у которой нет соседей, распухает: может быть, ее распирает от гордости или виновата покрытая типографскими знаками целлюлоза, потому что тяжелые страницы искривляют корешок и раздвигают крышки переплета, словно мощный сумоист, приседающий перед соперником на раздвинутых ногах: а ну-ка, толкни.

Энн Фадимен, автор превосходного сборника эссе о книгах «Экслибрис», рассказывает, как потеряла 29-страничную брошюру, «настолько тонкую, что на ее ярко-красном корешке не уместилось название»[8]. Эта брошюра «затерялась между двумя пухлыми соседями, как тоненькая блузка в набитом гардеробе, которую не можешь найти месяцами». В другом эссе она рассказывает, почему предпочитает книжный шкаф гардеробу: «Когда мы с моим братом лазали по родительским книжным шкафам, это давало нам куда больше пищи для смелых фантазий об их вкусах и желаниях, чем изучение гардеробов. Хочешь толку – смотри на полку»[9].

На полках книги проводят много времени. Они как будто ждут на обочине, когда к ним подойдут и предложат чем-то заняться. Книги – это дамы без кавалеров на балу, которые стоят у стены и поддерживают друг друга; только соседки помогают каждой сохранять свое положение. Книги похожи на героя фильма «Марти», который по субботам каждый раз оказывался в одном и том же месте. Книги в суперобложках – это очередь на автобусной остановке, пассажиры, уткнувшиеся в газеты. Книги – это бандиты на опознании в участке: все они подходят под приметы, но свидетель укажет только на одного. Книги – это то, что мы ищем.

Некоторые книги – это частные дома, наполненные эссе и статьями на одну тему; некоторые – многоквартирные дома антологий. Книги на полке – это дома ленточной застройки Балтимора, лепящиеся друг к другу дома Филадельфии, таунхаусы Чикаго, особняки Нью-Йорка; впереди у них – узкий тротуар, позади – дворики, которые видны только владельцам. Ступенчатые крыши образуют общий силуэт – диаграмму судеб, городской ландшафт. Как во всех городах, прохожие идут по тротуару по своим каждодневным делам и почти не видят ни отдельные здания, ни их обитателей. Мы можем вообще не замечать ряд книг, пока не начнем искать какое-то название, шифр, конкретный адрес.