Последние слова её задели, она полдня простояла у зеркала, выискивая у себя “впечатление вульгарности”. Потом мне пришлось объяснять по телефону, что это всего лишь литературный прием, чтобы не было слишком приторно. Она звонила мне не так часто (я лишь писал письма), и рассказывала в основном о внешней стороне жизни:

– Я была уверена в тебе.

– Зато я не был ни в чем уверен.

– Это мне помогало, наполняло силами, за последний год самым популярным моим словом стало: “No!”

– Почему ты не говорила мне этого?

– Разве ты не видел это в моих глазах?

– Как? Ты была на другом конце земного шара!

Ду-ду тоже говорила, что я подлец. Да, собственной персоной, извольте жаловать. И ни я себя толкнул на это – одно дело изменять в тайне, а другое, позвонить и сказать, что уже два месяца живу с другой девушкой. “Ты должен ей сказать об этом”. О чем? О том, что я не знаю, что ждать по её приезде, а тут все и сразу? “Это не телефонный разговор, я должен с тобой встретиться”. “Не смей с ней встречаться, ты понял!” “Но я должен расставить точки над i, попросить, чтобы она меня отпустила”. “А мне что ты должен, ты со мной живешь, а как же ответственность передо мной?” Тут я понял, что ничего никому не должен (а-то бы я разорвался в этой апории), и стало легче.

Почему я говорю об этом? Желание разложить жизнь по полочкам. Это на одну полочку, это на другую, чтобы больше не терзаться бардаком и не рвать на себе волосы от упущенных возможностей, утраченного времени, подвести баланс перед Судьбой. Это, это и это могло бы стоять здесь, тогда бы не было этого и этого, но было бы что-нибудь другое. Лучшее или худшее – сейчас не могу знать, конечно, хочется думать, что было бы лучше, если бы я не допустил таких-то ошибок, но главное не корить себя, а подвести мир с тем, что есть. Жить в мире. Первобытные люди тоже выдумывали мифы потому, что хотели жить в мире и определенности. Да, полочки могли бы быть из красного дерева или из золота, но мне хватает и этих, мой дед умер среди них. А я бы должен им гордиться.

И еще: я не думаю о людях, с которыми отношения были закончены, я о них вспоминаю почти равнодушно; конечно, мне доставляет бóльшее удовольствие встречаться с ними, чем с теми в отношениях с которыми существует напряженность и недосказанность. Может я через-чур стремлюсь к аккуратности, а может быть это инстинктивное желание умалить свое жизненное пространство, чтобы легче было его защищать и удобнее в нем жить.

Оставить в этой пьесе как можно меньше действующих лиц…

Действующие лица:

Я

Ты

Он

Она

Они

Вот с ними-то я сейчас и хочу разобраться.

“Мысли мои все снова и снова возвращались к Ганне…”

Прошло слишком много времени. Станция Азарово. Улица Карачаевская. Какие названия! Конечно, ведь здесь жила моя милая. Я шел с блаженной улыбкой по пустой улице, поднимающейся в гору. Дом 7, дом 15, все ближе и ближе. Я не мог ни на что рассчитывать. Будний день, да и может она уже давно живет у мужа, где-нибудь в другом городе. Жаркий август, дорога извивается, как в закавказских городках, такая же ослепительная зелень прикрывает облезлые пятиэтажки. Я уже знал, что скажу спустя три года: “Я здесь по делам…” Трусость, боязнь выглядеть смешным, тактичность? Мне надо было её увидеть, знать, что у неё все хорошо или я могу еще надеяться…

Панорама “Бородинская битва”. Здесь жил Максим, который раздобрел и переселился в Подмосковье, с женой и маленькой дочкой. Странно, как такой большой человек теперь совмещает себя с изящными цветами. Чуть дальше – моя двоюродная сестра Анечка, к мужу которой я до сих пор испытываю легкую ревность. А вот здесь, за “Кулинарией”, куда я любил заглядывать, торговали пончиками, и Муратова, с ребятами из класса, частенько езживала сюда. Теперь она сама преподает недалеко от почивших в Лете пончиков, и уже давно не Муратова.