Ты, контролёр, и все

Там, на троллейбусе.


Гимн зелёным пылинкам


Травы подземный ход сутул,

Тяжел к свету

Сквозь мглы косность…

Туманностью зеленой затянул

Планету

Травяной космос.


Но как легки и голосисты глади

Лужаек,

Как полны света!..

Здесь залегли с транзисторами дяди:

Май! —

Дядье лето!


Вновь бабочки вошли во вкус

Плутать —

Ах, одноночки…

Вновь надо по кукушке пульс

Считать,

Считать денечки.


Березовая роща зелена,

Запылены одежды слова,

Где всё мглисто.

Но от гармони женщина хмельна

И от надежды новой —

Гармониста.


Распущена косынка и коса,

Но в чистом космосе

Её света

Вновь плавают березы

И глаза:

Раскосые, зеленые планеты.


Немолода, так что ж,

Но и трава

Немолода,

Ломая мглы заслоны,

А всякий раз права, нрава, права!..

И обнажает пыльные слова,

И наряжает их в туман зеленый.


И если взгляд участливых миров

Сюда проникнет вдруг,

Никчемны состраданья,

Так плавают в просветах —

Будь здоров! —

Веселые пылинки мирозданья.


Гимн юности


Я страдал – значит жил,

Я любил – я страдал,

Плавил ад рудных жил,

Струнный рыд и металл.


Не жалею ничуть,

Что бродяжил и пел,

Что всегда кто-нибудь

Рядом быть не робел.


Дар свой в песню вложил,

Песню даром отдал,

Вместе с тучей кружил,

Вместе с солнцем светал.


День – с любимою путь,

Ночь – привал золотой…

…и стекал Млечный Путь

В сеновал молодой…


А сужала мой пыл

Человечинки ржа —

Из медвежьего пил

Голубого ковша.


В человечий металл

Звёздный отзвук вложил,

Я любил – я страдал,

Я страдал – значит жил.


Гимн стране


В другой стране, в другом тысячелетье,

Где крупы лошадей чесали плети

Хвостов пушистых, где хвостов пышней

В полях вскипал ковыль, где от слепней

Мерк солнца зрак, где ночь слепляла мрак

Из мировых морок и прочих врак,

Где ночи, в общем, не было, была

Любовь, луна… и так была светла

Страна и жизнь, что просто не могли

Не оболгать их вытрепки земли,

Великие Слепни, и поскорей,

Перевирая бред календарей,

Лишить людей истории, любви.

Живи как хочешь… хочешь – не живи.

Коль не было былого, а была

Лишь небыль, русский миф, сплошная мгла,

То не было ни солнца, ни травы,

Ни совести… все были неправы!

Разливы без отлива – вот права.

Однако, не соборно, а прива…


Но отчего же Свет стоит иконно?


В другой стране, совсем в другом каком-то

Тысячелетье, измеренье – мы

Любили этот свет, и среди тьмы

Светил он для любого, кто не слеп.

Он восходил, как в мир восходит хлеб,

Как песня – из протяжной глубины,

Где времена и души сплетены

Совсем не так, как в снах календаря,

Таинственней, прочнее; и не зря

Его копили мы в самих себе…

И если не останется в судьбе,

Во времени, – пространства, не беда.

Он с вечностью уже. И навсегда.

И там он – свет, и здесь, на этом свете,

В другой стране, в другом тысячелетье…


Гимн хлебу


Мне снился каравай, до боли грудь щемящий.

Быть может, он хотел, чтоб вспомнил я… кого?

Мне снился круглый хлеб… он был еще дымящий…

И золотилась корочка его.


Тревожен этот сон, и радостен, я знаю,

Должно быть, он в ночи давно меня искал, —

Я выпекаю хлеб… но я не понимаю,

Но я ведь никогда его не выпекал!


А он стоял светло, как золотая башня,

Он испускал лучи от мощного лица,

А там, за ним, в дыму, – угадывалась пашня…

И города вдали… и сёла без конца…


А стол был – как земля! И хлеб сиял на блюде,

Как солнце, как зерно, взошедшее сквозь мрак.

Я чувствовал – кругом за ним стояли люди,

Но я не видел их!.. не понимаю как.


А он ещё дышал, дымился на престоле…

И смолото зерно. И я его испёк.

Я видел – и моя в нем золотилась доля!

Которая? – еще

увидеть я не мог.


Гимн воину

Н. Шипилову


В угаpе, в аду озвеpевшей столицы,

Где нам не помог ни один бледнолицый

Шакал,

Ни квёлый таксист, ни калымящий дьявол,

Котоpый лишь сеpой обдал – это я, мол,

В гpобу вас видал…